На месте они были уже через час. Камень рубили и вольные, получавшие за это зерно и соль, и каторжные, на плече которых красовалось выжженное клеймо. Эти десять лет будут камень рубить, а если вдруг не будет стройки, пойдут в соляную шахту. И становилось таких в молодом государстве все больше и больше. Ежели кто, получив малый срок, с каторги бежал, то после поимки вольным человеком ему десять лет не бывать. И не смыть того клейма вовек. Знает любой староста, что малая печать на плече — мог человечек по глупости запутаться, а уж коли большая печать княжеским палачом поставлена — конченая это личность. Глаз да глаз за ним. И ни одна девка не пойдет за такого, разве только вдовица убогая.
Потные полуголые мужики зубилами пробивали дыры в огромном куске скалы. Через шаг, на всю длину камня, глубиной в ладонь. Каменных дел мастер, ромей, ходил рядом и лично заглядывал в каждую дыру.
— Вот эту на два пальца глубже пробей! — услышал Ступка команду.
— Клинья неси! — заорал ромей, и в отверстия в камне мужики начали сноровисто забивать колотые деревяшки. Били до самого конца, пока те не встали враспор.
— Воду лей! — скомандовал ромей. — Смотри, чтобы кипяток был, иначе заново бить будете, нехристи!
На огромный камень стали лить крутой кипяток, и вскоре скала с жутким треском лопнула, обнажив гладкий бок.
— Хорошо получилось, — удовлетворенно сказал мастер и заорал. — Чего вылупились? Это вам не голая баба! Обед не скоро, работаем дальше! Камень сам себя не расколет!
— Еще два десятка лиходеев прислали, — поморщился Ступка. — Тут этих клейменых рож скоро станет больше, чем вольных словен. А от большого боярина Горана эстафета пришла, что скоро мне еще сотню таких пригонят, а потом еще столько же.
— Половину молодых пришлю, — подумав, сказал Шеба. — Пусть учатся.
— Годится, — кивнул Ступка. — Ко мне заедем, надо договор оформить.
— Ты это о чем? — подозрительно засопел степняк. — У нас с тобой только что договор был. Ты мне платишь, я тебе каменоломни охраняю.
— Новый указ пришел, — горестно вздохнул Ступка. — Княжьи деньги только через письменный договор платить. У меня в конторе какой-то беглый кастрат из ромейских земель сидит и все пишет чего-то, все пишет… А ты говоришь, рупь пополам разломить! Да я рад бы, да боязно! Как бы самому за тот полтинник не пойти камень рубить.
— Что за контора, в которой ты сидишь? — подозрительно спросил Шеба. — И зачем ты там сидишь? Почему не сидишь там, где раньше сидел?
— Контора — это терем мой, — объяснил жупан ошарашенному степняку. — Если я в тереме дела веду, то он теперича конторой называется.
— А чем тебе слово терем не нравится? — удивленно раскрыл рот Шеба. — Это если я в юрте со своими воинами беседу веду, то это не юрта, а контора теперь?
— Выходит, контора, — пожал плечами Ступка. — Тут, Шеба, вот какое дело! Терем — его каждый дурак срубить может, а контора здесь только у меня. Уважения от людей куда больше теперь стало, потому как у меня своя контора есть! Понял?
— Великая богиня Умай! — растерянно сказал Шеба. — Дай нам по старине прожить свою жизнь, как наши предки жили. Голова у меня кругом идет. За один разговор два новых слова узнал. А еще договор какой-то, который писать надо! Что хоть в нем?
— Сколько я тебе плачу, — пояснил Ступка, — и что ты мне за это должен. Упустишь ты, к примеру, такого клейменого варнака, и тридцать рублей виры заплатишь.
— Что??? — взвился Шеба. — Десять золотых за эту падаль?
— Ну, не хочешь, как хочешь, — вздохнул Ступка. — Я тогда консуяров найму. Они точно согласятся, по пять-то рублей на нос.
— Эй! Эй! Эй! — примирительно поднял руки Шеба. — Не надо так горячиться! Я же твой друг, почти брат. Какие могут быть консуяры, когда такие серьезные разговоры идут! Мы с тобой все сейчас решим!
— Тогда поехали в контору, — оживился Ступка. — Дедов перстень с тобой? Ну, тогда все быстро сделаем.
Самослав смотрел на правый берег Дуная со стены нового острога, пахнувшего свежим деревом. Он бывал тут в прошлой жизни, и даже стоял прямо тут, в районе под названием Палилула, разглядывая панораму с Панчевского моста. Раньше на правом берегу он видел кварталы Старого города и Белградскую крепость, а теперь там стояли развалины римского города, в котором едва-едва теплилась жизнь. Стрелка Савы и Дуная была бы для города местом куда лучшим, но пока не время. Замок встанет прямо тут, и он будет охранять мост, который построят здесь когда-нибудь. А правый берег пока не нужен, пусть Дунай-батюшка хотя бы половину года защищает город от врага своими водами. А когда он замерзнет, защищать уже будет Мороз, который порой был весьма жесток к неразумным людям.