Принц мафии (ЛП)

― Я почти надеюсь, что ты не найдешь деньги. Увидимся через двадцать четыре часа, ― его смех слышится уже из-за двери, а его напарник убирает ногу с груди брата и выходит вслед за ним.

Как только они скрываются из виду, мама начинает плакать, сильнее с каждой минутой. Я хочу утешить ее, но у меня подкашиваются колени. Я пытаюсь не думать о вторжении в мое тело.

― Деклан, ― я вглядываюсь в его лицо. В его ласковых карих глазах ― таких же, как у меня, ― светится улыбка.

― Привет, малыш, ― его улыбка всегда приносила мне утешение, когда дело дрянь, но сейчас я стала старше и набила шишек, и эта его улыбка уже не утешает. Только заставляет меня печалиться и вспоминать о том, что было когда-то.

― Двенадцать тысяч, Деклан? ― я качаю головой. Лежа на спине, он приподнимает голову, и мне больно смотреть, как выпирают его кости.

― Когда вы в последний раз ели? ― беру его за руку, и он не останавливает меня, когда я переворачиваю его ладонь вверх.

Я ожидаю не увидеть свежие следы от уколов, но, когда обнаруживаю их, любая надежда иссякает. Каждую неделю он дает мне одно и то же обещание, что, когда я вернусь, он будет чист и станет совсем другим. Глупая часть меня хочет поверить в мечту, то у него получится.

Что за наивные мысли?

Ага, а еще моя мать сможет бросить пить, а отец вернется и войдет в эту дверь. Почему бы мне тоже не слететь с катушек и не бросить работу, благодаря которой у нас есть крыша над головой и еда на столе.

― Я достану деньги, ― Деклан растягивает в подобии улыбки потрескавшиеся губы, которые умоляют о воде, даже не осознавая, что его тело испытывает жажду.

Я встаю, мать продолжает причитать в углу. Она умудряется достать сигареты и зажигалку из недр своего розового халата, из чего я делаю вывод, что она не так уж и травмирована.

Я захожу на кухню, и вонь заставляет меня сглотнуть слюну. Беру кружку, наполняю ее водой и возвращаюсь обратно в гостиную. Брат осушает кружку и медленно садится.

― Помнишь то Рождество… ― он смеется нерассказанному до конца воспоминанию.

Я разглядываю его лицо. Шрам под глазом кровоточит до сих пор.

― Это, когда мама опрокинула елку? Или ты про то, когда она упала в ванной? ― список можно продолжать бесконечно, но в нем нет ничего смешного. Так же, как нет ничего забавного в том, как в каждое Рождество ты жаждешь, чтобы твой отец вернулся, но он никогда не возвращается. С каждым годом я становлюсь все закаленнее, потому что это все перестает хоть что-то значить для меня. Больше неважно ничего, кроме того, чтобы хоть как-то выжить.

― Я про то, когда ты клялась, что видела Санта Клауса, ― наконец объясняет Деклан и хватается длинной рукой за свой живот, как будто собирается остановить смех, срывающийся с губ и наполняющий гостиную. Его смех приносит с собой лучик тепла, в котором я позволяю себе понежится мгновение.

Я улыбаюсь, глядя на брата сверху вниз. Это напоминает мне то, как мы с ним поздно ночью забирались под его одеяло после того, как мать, набравшись, валялась в отключке.

У Деклана здорово получалось сочинять истории, он ― прирожденный рассказчик. Он забирал меня из нашего дома, и мы отправлялись в путешествие по сказочным землям Ирландии, где на радуге стояли горки с золотом, а банши оплакивали смерть. В те краткие мгновения благодаря ему я верила, что, возможно, есть что-то, кроме этого жалкого существования.

― Это был один из маминых дружков, ― говорит он, все так же улыбаясь, но смысл его слов отрезвляет меня.

Бесконечный поток мужчин, проходящих через двери нашего дома, никогда не иссякал. Все, как один, были такими же пропойцами, как и мать, до сих пор причитавшая в углу, как чертова банши из сказок Деклана.

― Можешь встать?

Я ненавижу то, с какой легкостью поднимаю Деклана с пола. Словно вязанку хвороста.

― Не бросай меня, ― хнычет мать из угла. Гнев бурлит у меня в венах, и, если бы он мог превращаться в нечто большее, давно бы сжег ее дотла.

Мы с Декланом выходим. В его комнате ужасный беспорядок. Его кровать давно исчезла. Грязный матрац на полу застелен простынью, на которую я не могу его уложить. Деклан ковыляет к нему, но я его останавливаю.

― Надо ее сменить. Она вся в блевотине.

― Это моя блевотина.

Он уже собирается лечь, но я успеваю выдернуть простыню из-под него.

― Как ты собираешься достать деньги? ― не глядя ему в глаза, задаю глупый вопрос, бросая простыню в груду грязного белья возле комода.

Он ложится и стонет, когда я отдергиваю занавески, чтобы впустить немного солнечного света в комнату.

― Мейв, перестань! Закрой их! ― он прикрывает глаза рукой. Но я не слушаю его, и следом рывком распахиваю окно, чтобы впустить в комнату еще и немного свежего воздуха.

― Деклан, все это очень серьезно, ― говорю, уставившись на нашу давно почившую лужайку. Мой взгляд путешествует дальше, к группе парней, которые отбивают бит для других.

― Я понятия не имею, где взять деньги.

Услышав признание брата, я отхожу от окна и отправляюсь в ванную за аптечкой. Стенаний матери уже не слышно, когда я возвращаюсь в комнату брата и опускаюсь на колени возле матраца.