— Ну, обычный дядька. Высокий, худой, ничего такого, что могло бы врезаться в память. Хотя, знаешь… кое-что все-таки есть… — Он стиснул пальцами подбородок и задумался. — Глаза у него какие-то… жестокие. Черные-черные, без единого проблеска, словно приклеенные. Взгляд холодный, внимательный, липкий. Такое ощущение, будто сам дьявол вышел из преисподней — пронизывает, изучает, думает, с какой стороны лучше ударить. От такого взгляда хочется спрятаться, он заставляет дрожать и нервничать. Тебе необязательно знать папашу в лицо — ты узнаешь его по глазам. Запомни это. Не лицо главное, не какие-то особые приметы, а именно глаза. В них нет души.
У Маши все похолодело внутри от этих слов. Затеребив кончики волос, уточнила:
— И при каких же обстоятельствах ты его видел?
— Когда пришел Настю проведать. Она на тот момент уже лежала в больнице… — он замялся и отвел взгляд.
— В психиатрической, — едко добавила Маша.
— Да. Отчим руководил этой клиникой. В тот день он вышел мне сказать, что все безнадежно, что ее уже не спасти.
«Руководил психиатрической клиникой… Надо взять на заметку», — прострелила сознание мысль.
— Ты знал, что он и есть ее отчим?
— Нет. Узнал потом, от Вероники. Настя ей все рассказала.
— Все — это что? — продолжала допытываться.
— Ну, о его преследованиях и домогательствах, о том, как в психушку ее упек. Передала ей дневник и просила о тебе позаботиться…
Маша облокотилась на спинку стула и задумчиво потерла подбородок. В висках запульсировала боль, дыхание сбилось, словно она только что пробежала марафон.
— И Вероника сдержала обещание. Хотя Настя, по сути, была ей никем.
Сказала как отрубила. Поднялась и брови сдвинула, не желая задерживаться здесь ни на минуту.
— Ладно, все это лирика. Скажи, как мне найти родного отца — и я пойду, а то карета уедет.
— Какая карета?
— Так, пустяки, — отмахнулась. — Ну, говори.
Андрей тоже поднялся и остановился посреди кухни. Беспомощно развел руками и признался:
— Я знаю немного. Зовут его Георгий Ярославович. Сочетание имен редкое, потому и запомнил. Высокий, темноволосый, работал в области психиатрии. Если не ошибаюсь, был задержан по подозрению в изнасиловании клиентки. Правда, его выпустили, не смогли доказать вину. Как видишь, это капля в море. — Неожиданно он опустил руку на ее плечо и мягко сказал: — Бессмысленно его искать, Маша. Живи своей жизнью, отпусти прошлое, оно только боль тебе причиняет.
А ее будто обожгло всю. Резко дернула плечом, отбросив его руку, кинулась к двери и отчаянно стиснула ручку.
— Маша…
Пальцы замерли.
— Не уходи так.
Глаза закрыла, пытаясь боль внутри перебороть.
— Прости, что отказался от тебя.
Она ничего не сказала. Дверь захлопнулась, навсегда возведя между ними глухой барьер.
Глава 8
Не помнила, как сбежала по ступенькам вниз, задыхаясь от слез, как оказалась в объятиях Димки. Все как в тумане было. Очнулась только тогда, когда «ока» заглохла перед светофором.
— Нет-нет, только не сейчас! — взмолился Питькин и ругнулся, услышав возмущенные сигналы других водителей.
— М-да, конь уже не тот… — протянула Маша, краем глаза наблюдая за тем, как ее спутник мучается с зажиганием. Ну все, теперь застрянут тут до вечера, будут ждать эвакуатор! Что сказать, не день — сказка! Трагикомедия! И у нее явно главная роль!
Но, вопреки ожиданиям, «ока» таки завелась с пятого раза и гордо понеслась по дороге, правда, под насмешливое улюлюканье водителей из соседних авто.
Маша без интереса смотрела на проносящийся в окне пейзаж и чувствовала себя совершенно опустошенной. Думала, Андрей даст четкие координаты отца, а он, как оказалось, знает совсем немного. Если не сказать ничего. Разыскать этого Георгия Ярославовича равносильно найти иголку в стоге сена. Может, заняться поисками в интернете? Мозг отказывался подыскивать варианты, в висках противно стучало, и Маша перевела взгляд на полосу дороги.
— Не расстраивайся, красавица, — напомнил о себе Димка. — Ты не одна. Теперь у тебя есть я.
Маша закатила глаза.
— Вот как? И с каких это пор?
— С тех самых, когда твоя ножка оказалась в моей ладони. Я тогда все для себя решил.
— «Решил»! А мое мнение тебя интересует?
— Нет, — ответил он с таким видом, словно сидел за рулем «мерседеса», а не ржавой «оки». Будто ей выпала такая честь, что не имела права отказаться. Какой самоуверенный, однако!
— А зря. Вообще-то я против такой компании, — сказала совершенно серьезно и так пронзила взглядом, что Питькин должен был как минимум принять мысль, что ему ничего не светит. Но нет! Этот наглец усмехнулся еще шире и самоуверенно заявил:
— Это уже неважно. Тебе остается только смириться, потому что если я что-то решил, то непременно этого добьюсь. Так что объявляю месяц свиданий, а потом — все.
— Что — все? — спросила Маша, напрягшись: здесь явно какой-то подвох.
— Загс, — последовало в ответ, как само собой разумеющееся.