А вокруг самого профессора растекается лужа.
– Ты что, меня из ведра окатил? – мрачно пробурчал Шустов, рассматривая промокшие насквозь пиджак и брюки.
– А чего делать было? – смущенно пожал плечами фермер. – Ты ж чуть коньки не отбросил у меня в машине! Вскрикнул вдруг, за грудь схватился, побелел весь и кабздык – сомлел! Я – на обочину, по тормозам, аспиранту аптечку кинул, чтобы он нитроглицерин там нашарил. Тебя на свежий воздух вытащили, лекарство в рот сунули, а толку – чуть. Ты уже синеть начал и дышал так часто-часто! И за грудь все хватался! Что же ты не сказал, что у тебя сердце больное! И лекарств с собой почему не носишь?
– Да не больное у меня сердце, я каждый год обследование полное провожу – здоров как бык! – усмехнулся профессор, вытирая лицо.
– Ну да, конечно! Ты в обморок от духоты упал, как городская барышня! Или это тебя мой рассказ так оглоушил?
– Какой рассказ? – озадаченно нахмурился Шустов.
– Дак про остров тот, Олешин, да про находку мою, ножичек ледяной.
– А, ты это имеешь в виду! Ну насмешил! Это если бы я в обморок хлопался от всех рассказов, что за свою жизнь слышал – не говоря уже о том, что лично видел, – я бы полжизни в обмороке провел. Впрочем, судя по всему, некоторые наши сограждане там и пребывают.
– Это ты сейчас о чем, Никодимыч?
– Неважно. Что касается случившегося, сам не пойму, что произошло. Спазм какой-то в легких, наверное, дышать было трудно. Ничего, отдохну у тебя, Ваня, порыбачу, свежим воздухом надышусь – легкие и перестанут капризничать. Только больше не обливай меня водой, договорились?
– Обещать не стану, – облегченно улыбнулся Севрюков, – как вести себя будешь, Никодимыч. Ежели опять кирдыкнешься – снова купаться будем. Действенное средство, сразу очухался!
– Ладно, целитель ты мой доморощенный, притащи мне мой чемодан из багажника, я в сухое переоденусь. И дальше поедем, а то стемнеет скоро.
– Не боись, дотемна дома будем!
Глава 24
Последние километров пять «Форд» бодро подпрыгивал на колдобинах лесной дороги. Настоящей такой, грунтовой, в дождь, скорее всего, превращавшейся в грязевой кисель.
Но сейчас дорога была сухой и твердой, даже слишком твердой, особенно вышеупомянутые колдобины и примкнувшие к ним рытвины. Эти пакостницы встречались настолько часто, что даже несостоявшийся пилот «Формулы-1» (судя по манере вождения) Иван Архипыч Севрюков вынужден был сбросить скорость и сосредоточить внимание на душевном и физическом контакте с рулем. Иначе подвеска обиделась бы всерьез и надолго, а то и вообще покончила жизнь самоубийством.
Зато места вокруг были невероятными! Никакого сравнения с Подмосковьем, а из глубины памяти Сергея вынырнуло и теперь плескалось на поверхности раритетное по нынешним временам словечко «заповедные».
Потом лес внезапно кончился, и Тарский невольно ахнул от неожиданности – показалось, что «Форд» сейчас взлетит. Потому что земля тоже кончилась.
А вода – много воды – началась. И надменно ворочалась сейчас в тесной для нее лоханке Белого моря, поводя плечами волн.
– Видал? – услышав, вероятно, его девчоночье аханье, обернулся Иван. – Красотища, правда?
– Правда, – смущенно кивнул Тарский. – Оно совсем другое, Белое море. Сердитое какое-то, не то что Черное или Средиземное. Те – дурашливо ласковые, веселые. Хотя корабли и людей топят только так, на раз-два.
– Ниче, сходим на рыбалку – подружишься с нашим морем, – улыбнулся Севрюков, уверенно лавируя между огромными валунами. – И с лесом.
В который они через пять минут езды вдоль берега снова нырнули. И больше уже не выныривали до конца пути.
Пока «Форд» не уткнулся разгоряченным лбом в высокие, надежные, по-хозяйски сработанные ворота из плотно подогнанных друг к дружке досок.
– Ну вот мы и дома. – Иван высунулся из бокового окошка и гаркнул: – Эй, кто там ближе – открывай ворота, впускай гостей дорогих!
– Гостей? – Невысокая плотная женщина, ловко управившаяся с довольно тяжелыми – судя по виду – створками, прищурилась, приглядываясь к сидевшим в машине людям. – Ты ж только за Никодимычем ехал? Ой, вас и вправду трое!
– Добрый вечер, – вежливо кивнул хозяйке Сергей, выбираясь из отбившего ему все седалище «Форда». – Нас действительно трое, и я все еще боюсь стать третьим лишним.
– Да хватит тебе уже ерунду-то городить, Серый! – проворчал фермер, выгружая из багажника вещи гостей. – Прям как девку уговаривать надо! Никакой ты не лишний, ты наш гость. Зин, это ученик нашего Никодимыча, профессор решил его на оздоровление к нам свозить, говорит – совсем парень хилый от городской жизни стал. Хотя и сам Никодимыч перепугал нас с Серым в дороге до ус…ки…
– Ты за языком-то следи, медведь лесной! – смущенно хихикнула Зинаида, продолжая с любопытством разглядывать молодого гостя.
– Я вещи своими именами называю! Я реально чуть не обделался, когда профессор вдруг ни с того ни с сего в обморок хлопнулся.
– Батюшки! – всплеснула руками женщина, мгновенно сменив любопытство на тревогу. – Никодимыч, ты что, заболел?