Принц на Новый год

Коробку с салютом спрятали в припаркованную машину, чтобы дети не достали. Водитель саней, трое отважных и мы с Димитрайосом пошли усаживаться в пробный заезд. Сдавалось мне, даже доработанная конструкция саней больше четырёх пассажиров не могла выдержать, но объясните это представителям народа, привыкшего ездить на одном запорожце всей деревней.

– Нормально, чё. Погнали!

Принц крепко меня обнял, я схватилась за пуховик Галки и двое «разгоняющих» с коротким: «Ха!», толкнули нас с горки.

Адреналин бурлил в крови вместе с алкоголем, ветер свистел в ушах. Среди визга и хохота я падала в бездну и думала, что всегда хотела именно такой жизни. Яркой, безумной и счастливой.

Духи праздника хранили пьяных, никто не пострадал. Выбравшись из общей свалки, мы отряхнулись и бегом побежали в гору. На второй заезд.

Веселились почти до утра. Я иногда снимала артефакт «шубу», чтобы остыть и немного протрезветь. Салют стрелял ещё трижды, шашлык жарился дважды. Словарный запас Димы обогатился на десяток русских слов и под блеск последних ночных звёзд мы пошли домой.

«Пьяный тест» принц прошёл великолепно. Он так мне нравился в своём расслабленном состоянии. Без королевской чопорности и бремени строгого воспитания. Хохотал со всеми, поддерживал компанию, носил меня на руках.

– Воррейя, – шептал в лифте, поставив меня на ноги и прижав к стене. – Любимая. Хорошо-то как.

Боже, какой милый акцент! Действительно что-то итальянское. Хотя я ни разу ни одного итальянца не слышала. Греческое должно быть. Димитрайос же. Эллада.

– Воррей, – отвечала я ему. – Любимый.

Из лифта вышли со второй попытки. Целовались и пропустили момент, когда двери замерли в открытом состоянии. Голова кружилась. В коридоре от нашей одежды пахло дымом, шашлыком и талым снегом. Ключи звенели где-то далеко. Я минуту ковыряла замок в кромешной тьме, а потом мы зашли в квартиру.

Объятия мужчины рядом со мной стали настойчивее. Дима стянул с меня пуховик, размотал шарф и снова взял на руки. Инстинкты взбунтовались, я задрожала от страха. Не глупая ведь девочка, понимала, как быстро заводят поцелуи и чего хочется принцу. А я не готова. Столько лет ждала настоящей любви, дождалась и всё равно не готова.

– Ти вора, – Дима прошептал по-элладийски уже знакомое «я сам».

Расстегнул мои сапоги. Снял сначала левый, потом правый. От его невинных прикосновений бросало в жар. Врут авторы любовных романов. Какое там «сердце пропустило удар»? Оно вообще перестало биться.

«Мне нужно в душ, – метались мысли в голове. – Проверить закрыта ли входная дверь. Убрать салаты в холодильник, а то они испортятся. Боже, как скрипит диван!»

Раньше я не замечала, насколько скрип – двусмысленный звук. А теперь казалось, что соседи стоят, прислонив кружку к стене и подслушивают. «Уже началось? Жахаются? Или просто так мебелью скрипят?»

Паника убивала романтику. Я каменела от каждого нового поцелуя. Не выдержала и упёрлась руками в грудь принца.

«Не надо, пожалуйста. Давай не сейчас. Потом».

Но хмель от шампанского не давал ему заметить моё слишком вялое сопротивление. Дима отстранился и стянул свитер через голову. Белая ткань рубашки «вспыхнула» в полумраке комнаты. Отразила скудный свет от окна. Принц потянул рубашку вверх. Ткань с шелестом вышла из брюк, а я закрыла глаза.

«Сколько можно хранить невинность? Почему, если я согласна на поцелуи, то не могу позволить себе большего? «Мы не женаты?» Кого это волнует?»

Внутренняя борьба сдавила сердце и мешала ему нормально биться. Сразу все возможные страхи обрушились на голову. Будет больно, стыдно и неловко. Что я скажу Диме утром? Как посмотрю ему в глаза? А если я – то самое «бревно», о котором парни с презрительным смехом рассказывают друг другу? Дима-то рыцарь, он не признается, но навсегда запомнит. И я тоже.

Боже, куда меня унесло? Как мастерски страх выбивал почву из-под ног. Со мной лучший мужчина в обоих мирах. Всё будет хорошо. Думать иначе – почти предательство. Акт недоверия уж точно.

«Очнись, Надя, – хотелось сказать самой себе, – вспомни, что ты говорила пару минут назад. Что чувствовала».

Любимый мужчина. Родной, единственный, неповторимый. Самый чуткий и понимающий.

В темноте отчётливо прозвучал щелчок, и вместе с принцем заговорил переводчик:

– Я оделся, чтобы тебя не смущать, можешь открыть глаза.

Дима отстранился совсем чуть-чуть, но между нами мгновенно стало холоднее. Будто меня окатили водой и выставили на мороз. Да, облегчение наступило. На долю секунды, не больше. А потом накрыл такой стыд, что я чуть не разрыдалась.

– Прости.

– Всё хорошо, – ответил он. – Правильно. Это я должен просить прощения. Увлёкся, забылся. Не смог совладать со своими желаниями. Я выйду на лоджию, чтобы остыть. Ты можешь пока привести одежду в порядок.

Вот о платье я сейчас вообще не думала. Сидела в растрёпанных чувствах, и, закусив губу, смотрела, как он уходит. Открывает дверь, ныряет в январский мороз и остаётся там. Без меня.

«Довольна своим моральным обликом? Избежала пятен на репутации?»

О, да, мама бы похвалила.