– Вы должны помнить о своих отношениях, когда находитесь на публике. Принцы – особые персоны, поэтому вы будете под постоянным наблюдением. И мы консервативная страна. Поэтому никаких публичных проявлений чувств, как вы, молодежь, выражаетесь.
– Мы не настолько консервативны, – возражает Генри. – Тебе и Николасу просто нужно будет найти укромный уголок, чтобы спрятаться от публики. Или, если тебе действительно понадобится засунуть свой язык кому-то в рот, я всегда готов в этом помочь.
Николас гневно смотрит на своего брата, который невинно пожимает плечами.
– Просто выражаю свою поддержку, – затем он шепчет: – Никого не волнует, что делаю я.
– Конечно, волнует! – утешает его Бриджит.
– Тебе просто плевать, что им не все равно, – сухо бросает Николас.
А Генри играет «Stairway to Haven» Led Zeppelin на гитаре.
– Одно из преимуществ рождения вторым.
Незадолго до заката самолет приземляется в Весско. Теплый океанский бриз заполняет кабину, когда открываются двери самолета. Возле трапа расстелен фиолетовый ковер – цвет королей. Солдаты в парадной форме (красные мундиры с блестящими золотыми пуговицами и черные сапоги, сверкающие в уходящем солнечном свете) сопровождают нас до здания аэропорта.
Николас выходит первым – я слышу глубокий ревущий призыв к вниманию от офицера внизу и щелканье тяжелых каблуков о каменную мостовую, когда солдаты отдают честь.
На минуту замираю, прежде чем выйти за ним следом, наблюдая и впитывая все происходящее, чтобы потом вспоминать. Но когда мы подходим ближе к двери аэропорта, раздается другой звук, более зловещий. Нервные крики исходят от толпы людей за ограждением. Некоторые из них держат плакаты, но все смотрят на нас со злобой. Они кричат и проклинают нас.
То, что начинается как неразборчивый рев презрения, обретает форму, когда мы приближаемся.
– У меня нет работы, а ты летаешь на чертовом частном самолете! Ублюдок!
– В жопу тебя! В жопу монархию!
Я держусь позади Николаса. Он протягивает мне руку, не поворачиваясь. Когда я беру его ладонь, он сжимает мою.
– Засунь ее себе в задницу, мальчик, и своей бабушке тоже!
Спина Николаса напрягается, но он продолжает идти.
У Генри, напротив, совсем другая реакция.
Хотя охранники пытаются держать его подальше от ограждения, он с важным видом идет прямо на крикунов и подзывает одного из мужчин выйти вперед взмахом руки.
После он отходит назад… и плюет в него.
Мир взрывается.
Люди кричат, ограждение трещит, солдаты окружают нас, толкая в сторону дверей. Николас притягивает меня ближе, когда нас практически вносят в здание.
Как только крики тонут за закрытой дверью, Николас поворачивается к своему брату.
– Чем, черт возьми, ты думал?
– Я не позволю им так с нами разговаривать! Ты ничего не сделал, Николас!
– Нет, не сделал! – кричит Николас. – Потому что все, что я делаю, имеет значение! У моих слов и действий есть последствия. Плюнув в толпу, ты не привлечешь их на свою сторону!
Зеленые глаза Генри блестят, щеки раскраснелись от злости.
– В жопу их! Мне не нужно, чтобы они были на нашей стороне!
Николас потирает глаза.
– Это наш народ, Генри. Наши подданные. Они злы, потому что у них нет работы. Они в ужасе.
Генри упрямо смотрит на брата.
– Что ж, по крайней мере, я хоть что-то сделал.
Николас фыркает.
– Да. Ты все усугубил. Поздравляю.
Схватив меня за руку, он поворачивается и говорит Джеймсу:
– Мы с Оливией поедем вдвоем в первой машине. Этот пусть едет, может, с Бриджит.
Никто не колеблется, выполняя его команду.
Добро пожаловать в Весско.
В лимузине Николас наливает себе напиток из мини-бара с голубой подсветкой в центральной консоли. Его мышцы все еще напряжены, а зубы стиснуты. Я глажу его по плечу.
– Ты в порядке?
Он вздыхает.
– Буду. Прости за это, дорогая. – Он играет с моими волосами. – Не таким я хотел показать тебе свой дом.
– Пфф, – я машу рукой. – Я выросла в Нью-Йорке, Николас. Протестующие и сумасшедшие там на каждом углу. Все нормально, не беспокойся обо мне.
Я хочу вернуть игривость в его глаза, восхитительную, хитрую ухмылку на красивые губы. Я думаю о том, чтобы опуститься на колени и подарить ему минет. Но, буду честной, с водителем на переднем сиденье, его братом, с множеством сотрудников, которые следуют за нами, у меня просто не хватает мужества привести задумку в жизнь.
Вместо этого я прижимаюсь ближе к нему, позволяя моей груди прикоснуться к его руке. Николас целует меня в лоб и глубоко вдыхает. И, похоже, от этого он чувствует себя лучше.
Примерно через час мы выезжаем на дорогу во дворец. Николас говорит мне посмотреть в окно… и я ошеломлена.