Принц по ГОСТу

— Не знаю как, но они сумели покинуть замок под покровом ночи, пробраться через лес, выйти к горному перевалу. Во время долгого пути, принц клялся, что как только они переступят порог замка, он тут же объявит о помолвке. И даже если отец будет против, то принц что-нибудь придумает! — вздохнула Шарман, а ее губы дрогнули в горькой усмешке. — Они прибыли во дворец, где принца встретили с почестями. Прямо с порога он заявил, что девка ему не нужна, и пусть катится обратно, что никакой свадьбы не будет. Бабка твоя кричала, что любит его, что ждет их ребенка, а принц, услышав это, испугался и сказал, что этими словами она подписала себе смертный приговор! Дескать, нужна она была ему исключительно потому, что в Академии ему было скучно, а он привык к женскому обществу. И для того, чтобы помочь ему сбежать!

— Как можно было так поступить? Она же любила его! — меня просто передернуло от омерзения. Я, конечно, грешила, что с родственниками мне не повезло, но их слава меркнет в свете похождений … дедушки.

— Я мало в жизни видела добра. Но однажды, в детстве, когда мы умирали от голода, из леса вышел красивый и высокий мужчина… И только сейчас я поняла, что это был Элберт… Я смотрела на него и думала, что он — какое — то божество. В тот момент, когда он просто так протянул мне головку сыра, фунта три мяса и огромный каравай хлеба, я поверила в то, что добро действительно существует. Я была так счастлива, что даже его лица не запомнила, все на хлеб смотрела, дуреха. Боялась, что исчезнет, боялась, что до дома не донесу. Мне казалось, что добрые боги решили помочь мне, и всю свою жизнь, засыпая в объятиях разных мужчин, я представляла, что это он меня обнимает. Так было проще. И ни одна живая душа не знала о моей тайне. Я улыбалась королям так, как улыбалась бы ему, я целовала их так, как целовала бы его. Я молилась ему, когда было тяжело, плакалась ему, когда было невмоготу, — голос Шарман дрогнул. — А однажды решила заказать портрет. Художник просидел месяц, а толку? Лица-то я не помню… И рисковать было не страшно, мол, все равно после смерти с ним встречусь…

Она подарила мне такую улыбку, а я молча обняла ее, чувствуя, как вздрагивают ее сутулые плечи.

— Я подкупила стражу, вывела твою бабку нерадивую из замка, сунула ей деньги и посадила в карету, — продолжила Шарман, утирая слезу дырявым платочком. — Бабка твоя сказала, что возвращается в Академию. Как только узнали о побеге, принц потребовал доставить ее голову ко дворцу, вырезать из чрева ребенка или убить на месте, убедившись что бастард мертв. Меня, разумеется, сдали с потрохами. Но я уже в этот момент устремлялась к границе королевства, везя с собой все самое ценное — наряды, золотишко, личные вещи. Мне пришлось свернуть с дороги, ибо этот мерзавец и его папаша «пару вздохов и вся ваша» выставили стражу у всех границ. На каждом дереве висели наши портреты, нас разыскивали денно и нощно… Свернув с главной дороги возле самой границы, я увидела перевернутую карету, и твою бабку, лежащую в грязи. Кучер, узнав о том, что может пострадать — сбежал, оставив ее одну. Она гнала изо всех сил, пока лошадь не выдохлась и не перевернула карету. Помню, как принимала роды под проливным дождем, укрывшись под большим деревом и накрыв ее своим плащом. Помню, как она кричала, а я умоляла ее кричать потише, чтобы нас не нашли солдаты, которые прочесывали каждый дом и каждую пядь земли этого сраного королевства.

Я с ужасом представляла себе, как моя бедная бабушка рожает, вокруг бушует гроза и завывает ветер. Она никогда не рассказывала мне этого, даже словечком не обмолвилась… Слезы выступили на глазах, когда я представляла, как две несчастные женщины держат на руках, завернутого в плащ ребенка. Как одна тащит другую в карету…

— Рано еще плакать! Она была слишком слаба, чтобы править каретой. «В Академию! В Академию!» — металась в бреду несчастная. Я остановилась в поле, чтобы проверить, живы ли мать и ребенок, она подняла глаза и спросила, почему у меня седые волосы. Я сначала подумала, что ей почудилось, а потом внимательно посмотрела на свое отражение и ахнула. На моем лице были морщины, а мои руки покрывались старческими пятнами. Меня прокляли не снимаемым проклятием, отняли молодость и красоту, — прошептала Шарман. — «Я все исправлю! Все исправлю! Мне нужно в Академию!» — шептала твоя бабка. И о чудо! Дозорные пропустили нас, потому что я выменяла карету и роскошных коней на телегу и жалкую клячу, под сено спрятали вещи, а сам переоделись в какие-то лохмотья. Дескать, везу дочку и внучку показать родне… Чудеса действительно случаются! Но принц не успокоился. Он собрал войско, попросил помощи у соседей и двинулся на Академию.

— И все ради одного ребенка? — я просто задыхалась от негодования. — Ну отпустил бы с миром! Зачем же так?