И все же, несмотря на хорошо развитую подозрительность, вскрыв контейнер, он забыл об осторожности. Внутри было оборудование, о котором мечталось последние десять лет. Тренажеры, генераторы защитных полей, а кроме этого, – Тир о подобном даже не мечтал, потому что никогда о таком не слышал, – терминал, с которого можно было полностью контролировать двадцать четыре болида, как настоящих, так и иллюзорных. Терминал, позволяющий моделировать реальный воздушный бой, при необходимости – брать на себя управление любой из включенных в сеть машин или всеми машинами сразу, следить за полетом как извне, так и изнутри – из кабины любого выбранного болида, поддерживать связь с пилотами… и еще до черта всего.
ГЛАВА 7
Любовь – она не может быть обузой.
Иначе это просто не любовь.
Казимира пригнало в «Антиграв» неуемное любопытство.
Он предпочел считать любопытство беспокойством. В конце концов, мало ли что мог прислать Лонгвиец… может, контейнер под завязку забит какой-нибудь химией, воспламеняющейся при контакте с воздухом. А Тира, после того как его Катрин чуть не спалила, беречь от огня надо с удвоенной силой.
Но самого себя ведь не обманешь. И Тира не обманешь.
– Ты сейчас мурлыкать начнешь, – ядовито заметил Казимир.
– А-ага. – Тир просматривал опись оборудования и не обращал на князя внимания.
– Бойтесь данайцев, дары приносящих.
– Ага. Посмотри. – Он сунул в руки Казимира дгирмиш с описью. – И возрадуйся. «Дроздам» это тоже пригодится.
– «Драконам»!
– И «Драконам».
– Суслик…
– Да? Что случилось?
Видимо, Тир услышал что-то в его голосе. Тут же сбросил маску благодушной рассеянности. Черный взгляд потеплел, и Казимир был признателен за такое проявление внимания. Сейчас – признателен. В обычном состоянии – разозлился бы, потому что это он должен беспокоиться и заботиться. Беспокойство и забота – прерогатива сильного.
– Ты собрался учить молодежь? – спросил Казимир.
– Я уже двенадцать лет учу молодежь.
– Ты собрался учить по-настоящему. И не одно, и не два поколения. Тир, как долго ты собираешься здесь оставаться?
– Пока не убьют. Что произошло?
– Ничего, – Казимир положил дгирмиш, – ничего нового. Я не могу отсюда выбраться. Из этого мира нет выхода. Мы заперты здесь, мы попали в ловушку.
– Это не новость.
Он действительно не был ни удивлен, ни расстроен. Он сказал когда-то, что ему интересно будет посмотреть, сможет ли Казимир уйти из Саэти, и, видимо, это не было вызовом, попыткой поймать «на слабо», а было именно интересом. Любопытством. Просто.
Он не понимал, что значит невозможность покинуть мир.
– Я большую часть жизни провел, понятия не имея о том, что миров больше одного, – напомнил Тир. – Я и сейчас не уверен, что Саэти – это какой-то там «другой мир». Саэти вполне может оказаться одной из планет в пределах нашей галактики. И Земля, с которой ты родом, – тоже.
– Чушь!
– Вы же не исследуете космос, так откуда тебе знать?
– Ты как слепой, – Казимир не злился, он вообще не понимал, что сейчас чувствует, – закрываешь глаза на очевидное. Ты же знаешь, что я – дракон. Мне не нужно исследовать, чтобы увидеть разницу между мирами.
– Почему ты ищешь поддержки именно у меня? – Тир смотрел снизу-вверх, а показалось, что смотрит сверху. Мимолетное впечатление, наваждение. Мелькнуло и ушло. Одно из проявлений его сверхъестественной натуры. – Казимир, я не умею поддерживать и утешать не умею. Я могу только забрать эмоции. Но тебе это не нужно.
– Тебе никогда не хотелось найти других таких же? – Казимир подавил желание, как следует встряхнуть его. – Ты никогда не чувствовал себя одиноким, бесконечно одиноким от того, что ты – единственный, других таких нет и никогда не будет?
– Я нашел. Эрик, старогвардейцы, Фой де Трие – они такие же, как я.
– Нет.
– Разве?
– Тир, бога ради, да неужели же ты не понимаешь! То, что они умеют выделывать разные кульбиты в небе, не делает их ровней тебе. То, что они Мастера, не делает их нелюдями. Такими, как ты. Или как я. Здесь нет никого, равного нам. На всей планете – никого. Здесь таких, как мы, убивают.
– Таких, как я, везде убивают. Это нормально.
– Если бы мы вернулись, – устало произнес Казимир, – в мой мир, на мою родину, Тир, я дал бы тебе защиту, и убежище, и возможность убивать, сколько захочешь. Я дракон. Мне приносят жертвы. И ты мог бы летать.
– У вас не летают.
– Нет. Но ты мог бы. Тебе не было бы никакого дела до людей. Мы с тобой разной породы, но мы равны, а они – никто в сравнении с нами.
– Ты говорил, что научился уважать людей.
– Только до тех пор, пока они не воображают о себе больше, чем им позволено! Но ты же просто не слышишь меня, правда?
Не слышит. Кем бы он ни был, сколь бы чудесная кровь ни текла в его жилах, он вырос среди людей и исковеркан людьми по их образу и подобию. Он не понимает, что это невозможно, это унизительно и больно – дарить смертным чудеса, которых они недостойны.