Принц Полуночи. Трилогия

Казимир никогда не поставил бы свое искусство на службу Эрику. При всем уважении к этому смертному он всего лишь развлекался, играл в чужие игры по чужим правилам. Эрик недостоин того, чтобы ему служил дракон. И того, чтобы ему служил… кто? Тира считают демоном, но кто он на самом деле? – в любом случае того, чтобы ему служил Тир фон Рауб, Эрик тоже недостоин. Но Тир не знает об этом, не подозревает, он готов оставаться здесь, выполнять приказы, отдавать Эрику всего себя. И это не закончится, пока его не убьют.

Это злило Казимира давно, уже не первый год. Сейчас он понял, что Тир действительно готов служить Эрику до самой смерти. И разозлился? Расстроился? И то и другое, пожалуй. Пожалел этого несчастного, искалеченного людьми демона, взбесился из-за невозможности донести до него то, что казалось очевидным.

Чего ему хотелось? Надежды! Хоть какой-нибудь. Хоть на что-нибудь. Драконы не попадают в капкан, на драконов не ставят силки, поэтому драконы не знают, что делать, попав в ловушку. А Тир – знает. Вся его жизнь – это поиск выхода из ловушек, расставляемых на него людьми. Саэти пленил дракона, но по силам ли Саэти удержать существо, сумевшее вырваться из преисподней? Какой мир выдержит, если Тир начнет рваться на свободу?

Непонятно только, как объяснить ему, что свобода лучше рабства, даже если рабство – добровольное.

– Пока ты привязан к ним, ты не летаешь, – сказал Казимир. – Пока ты живешь, как человек…

– Заткнись, а? – Голос Тира прозвучал неожиданно зло.

Казимир много бы дал сейчас за то, чтоб понять, что именно в его словах вызвало такую реакцию. Но, увы, он не силен был в толковании чужих чувств и мыслей, а вот Тир, тот виртуозно умел играть в такие игры. И Тир мгновенно взял себя в руки. Улыбнулся.

– Я живу как человек последние шестнадцать лет, и ты, кстати, тоже. Почему вдруг это стало тебя беспокоить?

– Потому что игра перестала быть игрой. Это уже не развлечение, не забава, этот мир – единственная доступная реальность.

– Я никогда и не играл.

– Это уж точно. Ты ведешь себя так, как будто все по-настоящему, тем унизительней и обидней твоя служба смертным. Еще раз говорю тебе, Тир: они – никто. Я могу защитить тебя. Я не позволю тебя убить. И мне, в отличие от них, ничего не надо взамен.

– Правда?

За издевку в голосе Казимир готов был его ударить.

Не ударил. Как обычно – не поднялась рука.

Дара захотела пройти процедуру омоложения. Дорогое удовольствие – Самат Гахс оценивал его в десять тысяч олов. Столько же стоил скоростной болид. Но у Дары были эти деньги.

Плохо.

Она не зависела от Казимира в материальном плане, но зависела от него душой. Любила. До сих пор. А он? Увы, нет. Он мог играть до бесконечности, однако как только игра стала обязанностью – как только он понял, что обязан любить, потому что ему некуда деться, – это стало тяготить. Драконы любят только драконов, только равных себе. Может быть, если есть женщины той же крови, что и Тир, Казимир мог бы полюбить такую женщину, но он не мог по-настоящему, всерьез, связать свою жизнь со смертной.

Играть в любовь к Даре было интересно, Казимир верил, что любит ее. И ждал, когда она умрет, чтобы еще какое-то время играть по принятым здесь правилам, играть в бессмертного, потерявшего любимую. Но омоложение означало, что Дара из тридцати пяти лет шагнет обратно в двадцать. Отвоюет у смерти минимум полтора десятилетия. На самом деле – больше. Она вернет не только молодость, но и здоровье. И никто не помешает ей повторять процедуру снова и снова. Хватило бы денег. А Гахс не откажет, про Гахса говорили, что он подарил людям бессмертие.

И неважно, что стоило бессмертие дороже, чем большинство людей могли заработать.

Гахс бесплатно лечил самые сложные болезни, восстанавливал потерянные конечности, практически возвращал пациентов с того света. За все это ему прощали расценки на процедуры омоложения. За это, а еще за то, что его ученики работали в клиниках по всему миру и лечили всех, кто нуждался в помощи. В отличие от них, выпускники Вотаншилльского института только в самых крайних случаях опускались до работы с простыми смертными.

Дара может стать бессмертной. Казимир не способен вырваться из Саэти. Это означает, что он прикован к Даре, прикован к Себастьяну, и то, что он сам надел на себя эти цепи, не уменьшает их тяжести.

Езус, да это же просто-напросто нечестно! Почему Тир с такой легкостью распоряжается судьбой и жизнью своей женщины? Почему его сын родился волшебным созданием, ничего не унаследовав от смертной, ставшей его матерью? За какие заслуги Тира наградили истинным наследником? За какие грехи Казимира обязали растить смертного ребенка, в котором нет ни капли отцовской крови?

И что со всем этим делать?

– Так вот в чем проблема! Ты понял, что твоя жена и сын – настоящие. Почувствовал разницу между доброй волей и обязательствами. Поздравляю, Цыпа. Хотя в твоем-то возрасте поздновато делать такие открытия.