Принц с опасной родословной

– Для этой презентации. Ты, кстати, тоже старовата, но все-таки ближе к нужной возрастной группе и тощая. Комплексов у тебя нет, я надеюсь?

– Насчет конкуренции с моделями? Я так понимаю, что это они там будут дефилировать? Нет, таких комплексов нет. Я радостно представляю будущее: их и свое. Внешность у них увянет – и куда? А писать можно и в сорок, и в пятьдесят. И даже в семьдесят. Мемуары, например, вспоминая бурную молодость, часть которой прошла рядом с вами. Но спасибо, что предупредили.

– Я тут, кстати, подумываю попросить тебя написать мою автобиографию, – задумчиво произнес Сухоруков. – Мои воспоминания могут обогатить мир.

– А вам не кажется, что автобиографию…

– Скажи мне, кто из известных людей сам писал свою автобиографию? – удивленно спросил Иван Захарович. – Ты думаешь, наши политики сами опусы сочиняют? Тогда на черта им столько помощников?

Я предпочла не углубляться в тему, хотя считала, что воспоминания Ивана Захаровича могут лишить мир всех надежд. В особенности если будут переведены на иностранные языки.

– Вечером отзвонишься, – велел Сухоруков. – То есть ночью. И постарайся поспать днем, чтобы ночью быть бодренькой и ничего не упустить.

Я в самом деле поспала, а когда вылезла из душа, в дверь позвонили. Глянула в глазок и увидела Лопоухого. Его уши закрывали весь вид. Открыла, впустила, пригласила на кухню. Кот стал обнюхивать гостя, затем издал вопль, спрашивая, что гость принес пожрать. Поскольку гость ничего не принес, он был укушен, и Васька с чувством исполненного долга удалился.

– Есть будешь? – спросила я Лопоухого.

– Нет. Кофе выпью.

Мы выпили кофе, и гость передал мне дополнительные указания Ивана Захаровича. Мне сегодня предстояло присутствовать на презентации какого-то коллекционного вина, привезенного к нам из Франции. Французы намерены открыть розлив у нас и гнать сюда вино цистернами (так получается дешевле). Но также намерены поставлять и «антиквариат». На тусовке будет много известных в городе лиц. Журналисты не приглашаются. Журналисты были сегодня днем на каком-то заводе, где планируется осуществлять розлив. Ночная презентация начнется в двадцать три ноль-ноль, потом планируется какая-то шоу-программа. Вообще клуб работает до шести утра. Оставаться мне там до закрытия или уйти раньше – на мое усмотрение. Все зависит от объектов, за которыми мне следует наблюдать.

– Но кто хоть будет-то? – спросила я.

– А фиг знает. Кто приглашение смог получить. Банкиры, чиновники, бизнесмены, депутаты.

Лопоухий извлек из внутреннего кармана пиджака приглашение, сделанное золотым тиснением на черном фоне, и вручил мне. Оно было на предъявителя.

– А вообще кому его прислали?

– Самому. В банк. Его как банкира пригласили. – Лопоухий позволил себе улыбку.

– На одно лицо?

– Ну, наверное, если бы поехал с дамою, то ее на улице не оставили бы.

– А если меня о чем-то спросят?

– Таинственно улыбайся.

После чего Лопоухий извлек из спортивной сумки, с которой пришел, черный полиэтиленовый пакет, вручил мне и предложил примерить наряд.

Я раскрыла пакет, сунула нос внутрь и извлекла оттуда нечто блестяще-струящееся.

– Это что такое? – спросила я.

– Вечернее платье, – хмыкнул Лопоухий. – Примерь. Шеф сам выбирал. И мы все ему помогали.

Я представила эту картину и чуть не прыснула, но сдержалась. Люди старались, обижать не хотелось. Я удалилась в спальню, надела подарок и почувствовала себя словно в змеиной шкуре. Сухоруков, наверное, Татьяну вспоминал, когда покупал мне это платье. Слава богу, хоть не до пят было, но спинка была здорово оголена, я бы никогда не решилась купить себе такой смелый наряд.

Вышла к Лопоухому. Он внимательно меня оглядел, словно покупал лошадь на базаре, затем извлек из сумки босоножки такого же цвета. Они точно подошли по размеру. Я поинтересовалась, как они не ошиблись с обувью. Насчет платья еще могла понять – все меня прекрасно представляли визуально, но босоножки?

– У нас есть слепок твоей ноги. И не один, – ответил Лопоухий.

– Что у вас есть?

– Нам же надо знать твой след. Чтобы сличать потом с оставленными в местах, где ты не должна была бы появляться. Но появлялась.

Я открыла рот, потом закрыла. Затем как истинная журналистка уточнила, сколько у них вообще слепков в коллекции. Или это только меня так уважают? Лопоухий точное количество слепков не помнил, но моих несколько. И они все их с собой брали для похода по бутикам.

– И как в бутиках на них отреагировали?

– Нормально. Продавцов там, по-моему, уже ничем не удивишь.

«Интересно, а что есть у Ящера?» – почему-то подумала я. Где его люди могли сделать с меня слепок? Или он все-таки сам так точно определил размер? С его опытом…

Затем Лопоухий достал из своей бездонной спортивной сумки золотистую сумочку, отлично подходящую и к босоножкам, и к «змеиной шкурке». Я смогла переложить в нее из своей обычной только самое необходимое: сотовый, диктофон, журналистское удостоверение. Лопоухий вручил небольшой фотоаппарат – узкую прямоугольную коробочку. Больше ничего уместить не получалось при всем желании.