Читаем Принц Шарль-Жозеф де Линь. Переписка с русскими корреспондентами полностью

Долины мирные, пора покинуть вас,Здесь Эпидавра бог, Церера и ПомонаОбильной жатвою мне радовали глаз.Здесь Линь204 из года в год поет неугомонноНа ложе лавровом и славу, и любовь.Увы, не стану я идти вслед за Титиной205,По тропам, средь цветов блуждая вновь и вновь,Обласканным не быть мне милою Кристиной206.Советом, дружбою меня не ободрятКлари, отец и сын207; на радость неизменноВсем жителям они здесь с кротостью царят.Прощаюсь я с тобой, предел благословенный,Где в неге, посреди бесхитростных забавВ однообразии нам все как будто внове,Где чудом я обрел желанное здоровье,К истоку радостей живительных припав.Одно мгновение – и милый сон умчится.В то время, как пишу, мой приговор вершится.Порой с трудом взойдя на гребни ближних гор,В восторге я смотрел, как дивная природаБескрайний, красочный являла мне простор.И, на гранитный трон воссев близ небосвода,Я тучные стада и подданных считал,Потоки направлял в безводные долины,Изгибы ручейков и пашни рисовал,Повелевал разбить цветущие куртины,Да служат яркими границами садов,И, оплетя стволы, как стройные колонны,Простым венком чело украсив пастухов,Сияют их цветы в беседке затененной.И ум, и сердце я всегда звал на совет,Я правил как отец и, жизнью умудренный,Знал, что достаток, вкус, без коих счастья нет,Всегда украсят мой приют уединенный.Порой минувшего найти желая след,Я с трепетом вступал в священные дубравы,Где словно времени остановился ходИ в сумерках донжон, свидетель ратной славы,Нам достопамятный урок преподает.Я в ужасе бродил под сводами меж терний,Где видятся вожди, поверженные в прах;Я слышал стоны их, я вопрошал их тениИ словно с ними жил в промчавшихся веках.Развалины сих стен со мною говорили,От эха гулкого я, вздрогнув, замиралИ, воздохнув о тех героях, что почилиВо мраке гробовом, скорее прочь бежал.Порой хотелось мне вернуться в наши годы.Как не восславить нам героев наших лет!Я легендарные воспоминал походыТого, кто множество здесь одержал побед208.В полях Богемии его влекомый славой,Я шел за Фридрихом, что путь мой направлял.Он, на поверженных взирая величаво,Увенчан лаврами, победы воспевал.Порой во власти дум и вдохновенной лениВ мой тихий уголок укрывшись ото всех,Свободный от страстей, иллюзий, заблуждений,Не внемля голосу соблазнов и утех,Богине мудрости я посвящал занятья,В воспоминаниях отраду находил,Старался разумом прошедшее объять яИ мысль свою в слова облечь по мере сил.Но чаще, признаюсь, я с лирой на поляне,Увенчан лозами, утехи воспевал,Всей нашей жизни цель, единое желанье,И гармоничный звук округу чаровал.Порхали стаи птиц и волновались воды,Расцветшие цветы овеивал зефир,И, славя радость, я был братом всей природы,Для наслаждения тогда жил целый мир.Промчалось все, уж нет Цереры и Помоны;Светило дня от нас уходит на ночлег,Из сумрачной дали подули аквилоныИ скоро гребни гор покроет белый снег.Земля обнажена. Природа, коченея,Теряет прежний вид в печальном полусне.Свои целебные источники Гигея209Скрывает медленно в скалистой глубине.Пора прощаться мне с утехами, венками,Час увядания, бесславья настает.Быть может, буду я, увы, забыт друзьями.Что ж мне останется? Унынья тяжкий гнет.
Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное