Принц в неглиже

   Дон с ругательством потянул из кармана пистолет – самодельное устройство, втихаря сработанное умельцем Екатеринодарского приборостроительного завода и проданное им Дону на блошином рынке под Пушкинским мостом всего за триста баксов. Некондиционная техника подвела: угловатый самострел застрял в кармане и был вырван вместе с оным. Доктор следил за действиями пациента со спокойным интересом.

   – Моя рука утверждает, что я доживу до восьмидесяти лет, – добродушно предупредил он.

   Дон нажал на курок.

   – Осечка! – прокомментировал доктор.

   Дон отбросил пистолет, ринулся вперед, подвернул ногу и рухнул на пол.

   – Дора, проводите пациента! – захлебываясь смехом, пробормотал доктор в микрофон.

   – Я еще вернусь, – пообещал агент.

   Он гордо поднялся и пошел к выходу. Распахнувшаяся дверь сбила его с ног и вновь повергла на ковер. Локтем он больно ударился о валяющийся на ковре пистолет. Хорошенькая сестра, профессионально улыбаясь, помогла ему встать и вывела из кабинета, крепко приложив по дороге о шкаф.

   – Соблюдайте осторожность при переходе улицы! – весело прокудахтал доктор.

   Закрывая за собой дверь, Дон больно прищемил палец. Проходя мимо похоронного бюро, запутался в венке и едва не раскроил череп о край красивого дубового гроба. В лифт он осмотрительно не пошел. На лестнице по ходу его движения одна за другой гасли лампы, пока он в потемках не столкнулся с неким господином, огладившим его тростью. Очевидно, тот же господин украл у него бумажник – во всяком случае, он пропал. Выходя из здания, Дон задел плечом свежеокрашенную дверь, потом уронил в лужу темные очки и, удачно увернувшись от бешеной собаки, нырнул в подоспевшее такси, окатившее его грязью.

   – Вам куда? – спросил шофер и, не оборачиваясь, метнул окурок, как он думал, в окно.

   Дон поспешно потушил занявшийся рукав и, часто дыша, ответил:

   – Нам к врачу, лучше к хирургу.

   Водитель кивнул. Дон опустил стекло и высунулся глотнуть свежего воздуха. Случайный голубь послал ему с высоты свой птичий привет, угодив точно в глаз. Другим глазом Дон увидел клубящиеся грозовые тучи и от греха убрал голову из окошка. В небе тяжело громыхнуло. Дон протер платком ослепленный глаз, прозрел и обмер: рядом с автомобилем, явно намереваясь влететь в окошко, плавно скользил апельсин шаровой молнии.

   Дон слишком резво отшатнулся, вышиб дверцу и вывалился из машины на тротуар, чудом не угодив в сточную канаву. Какой-то милый мальчик попытался переехать его трехколесным велосипедом. Дон поднялся, огляделся: частный сектор, безлюдье, тихая улочка, под ногами полуразобранная плитка. Такси, незаметно потерявшее пассажира, свернуло за угол.

   Пошел дождь, под ногами противно захлюпало, как-то сразу стемнело. Куда идти? Метрах в десяти впереди Дон разглядел облезлую вывеску «Ветеринарная помощь», спотыкаясь на растрескавшейся плитке, пошел вперед и, следуя в направлении, указанном стрелкой, свернул в подворотню с надписью мелом «Туалета нет!». Мокрый лохматый пес высунулся из пролома в штакетнике, визгливо залаял и попытался тяпнуть Дона за лодыжку.

   – И ты, Брут! – укоризненно сказал ему бедолага.

   Собака зарычала и ощерила зубы, Дон проворно отскочил в сторону и упал в гостеприимно распахнутый люк.

   Я взяла на работе пару дней отпуска: Ирка со своими проблемами решительно не давала мне трудиться. Не могу сказать, что мне это нравилось.

   Под утро меня разбудил долгий телефонный звонок: это Зина жаждала получить мой совет, начать ли ей поиски Монте с посещения российского посольства или же сразу позвонить частному детективу. Все, что я могла ей вежливо посоветовать в этот ранний час, – впредь при звонках учитывать разницу во времени. Кузина обиделась, но меня это нисколько не задело, потому что в пятом часу утра у меня обычно притуплены все чувства и желания, кроме одного-единственного: выспаться!

   Как бы не так! Чуть позже – едва рассвело – пришла страдающая бессонницей влюбленная Ирка. Надеясь выиграть еще час-другой тишины и покоя, я вручила ей собранное мною досье на Монте Уокера, в миру Сергея Максимова, и снова уползла под одеяло. Полчаса спустя Ирка разбудила меня, чтобы посетовать:

   – Возраст у него плохой! Тридцать три года!

   – Тебе больше понравится восемьдесят три? – зевая, как бегемот, удивилась я. – Слушай, давай в следующий раз не из психушки кавалера тебе выкрадем, а из дома престарелых! А что? Подберем славненького старичка, седенького, хроменького, тихого… Такого, у которого исправно функционировать будут только очки и слуховой аппарат! Опять же, не сбежит от тебя при первой возможности, как разлюбезный Монтик…

   Я выбралась из-под одеяла.

   – Ничего ты не понимаешь, – вздохнула Ирка, подавая мне просторную фланелевую рубашку, заменяющую ненавистный вид одежды – халат. – Тридцать три – это же возраст Христа! А его распяли. Дурная примета!

   – Вот тебе хорошая примета: по моим данным, он не женат! – Я протопала в ванную, на ходу отметив, что круглое Иркино лицо просветлело и окрасилось румянцем.