Принц в стране чудес. Франко Корелли

** Среди немногих исключений — написанная на современный сюжет «Травиата», которую поначалу многие восприняли в штыки именно из-за «измены жанру».

Но ведь в опере тема «силы судьбы» звучит еще до убийства — сперва в первых тактах увертюры, а позднее — при появлении маркиза ди Калатравы в спальне дочери. То есть фатальный конфликт, говорит тем самым Верди, возникает не в результате трагической нелепости — он следствие социального противоречия, в данном случае — сословных предрассудков. Не будь пистолета — жизнь Дона Альваро оборвала бы рука палача — обещанию оскорбленного маркиза можно верить. Но при таком вполне «реалистичном» развитии событий не было бы и дальнейшего сюжета — получилась бы короткая опера в духе веризма с трогательной арией героя перед казнью.

Однако в этой опере нашлось место и реализму. Как известно, в «Силе судьбы» почти половину сценического действия занимают «народные» сцены, лишь косвенным образом связанные с магистральным сюжетом. На первый взгляд кажется странным, почему, например, Прециозилла постоянно восхваляет войну, призывает к ней и ее призыв подхватывают «все» (E bella la guerra, E bella la guerra)! Современники Верди прекрасно понимали, почему. Но мы уже смотрим на ту же ситуацию совсем другими глазами. Сейчас, конечно, неактуальна политическая подоплека, заложенная в опере. Но ведь тем и отличается истинный художник, что злободневная оболочка с его произведений легко спадает, а под ней оказывается огромный пласт всечеловеческого, вневременного содержания. В опере это прежде всего музыка — в «Силе судьбы» она прекрасна от первой до последней ноты, в ней нет ни одного «проходного» момента. Но и фабульная сторона оперы, если присмотреться, отнюдь не столь абсурдна, как кажется на первый взгляд, — уже в либретто заложены проблемы, вполне созвучные нашему времени. Думается, далеко не случайно композиционным центром «Силы судьбы» является небольшой дуэт Дона Карл оса и Дона Альваро — слова дружбы: Amici in vita e in morte… («Друзья и в жизни и в смерти»). Это единственный «светлый» момент во взаимоотношениях главных героев, момент, когда враги пребывают в мире. И происходит это потому, что только та самая прославляемая Прециозиллой война дает возможность двум благородным героям не только увидеть мир с трагической, «роковой» стороны, но и ощутить обаяние единства, теплоту дружбы. Оба они под чужими именами, но (вот парадокс!), отбросив сословные рамки, одев новые социальные «маски», они… обнажают свою сущность, оказываются людьми — симпатичными и благородными, мужественными и отважными, — воинами, объединенными борьбой с общим врагом. В «Силе судьбы» ареной взаимопонимания, постижения собственной сущности оказывается война. Но ведь существуют и другие «арены» — сколько попыток их найти было предпринято мыслителями XX века! Кто после этого скажет, что Верди далек, говоря словами знаменитого психолога, от «проблем души нашего времени»?

Репетиции и подготовка спектакля обычно скрыты от публики. Мы редко можем узнать, что говорит режиссер исполнителям, какую концепцию оперы в целом и отдельных образов в частности он предлагает (хотя есть, конечно, исключения — если за постановку оперы берется какой-нибудь мэтр — такой, как Висконти, то о режиссерском замысле обычно говорят и пишут ничуть не меньше, чем об исполнителях). Мы, как правило, оцениваем уже результат — и сами пытаемся понять не только авторский замысел, но и режиссерскую трактовку произведения. Если говорить о «Силе судьбы» в неаполитанской постановке 1958 года, то мы можем смело утверждать, что режиссер Алессандро Бриссони и сценограф Чезаре Марио Кристини (да и все остальные участники спектакля) приложили максимум усилий для того, чтобы получился замечательный спектакль. Все было продумано, все детали отточены. И все же исполнители перед выходом на сцену нервничали больше, чем обычно. Почему — станет понятным после небольшого комментария.