Принц Вильгельм I Оранский. В борьбе за независимость Нидерландов от Испанской короны

Таким образом, когда сын Альбы дон Фадрике дал приказ к атаке, жители Алкмаара, вооружившись кувалдами и резаками мясников, встали на городских стенах бок о бок со своим гарнизоном. Под натиском их упрямой ярости испанцы отступили, потеряв около тысячи солдат – слишком высокая цена за один день безуспешной попытки штурма этой разросшейся деревни. Но время, численность и артиллерия еще должны были сказать свое слово. К тому же дон Фадрике не смел бросить осаду из страха перед своим грозным отцом. Неужели еще один мужественный город повторит судьбу Харлема? Решение нашел Дирк Соной. Алкмаар находится всего в пяти милях от нависавшего над сушей моря, и испанцы не замкнули блокаду с той стороны. Если сделать брешь в дамбе, испанцев смоет. План был реализован немедленно и сработал. 12 октября 1573 года дон Фадрике отошел, изгнанный из лагеря доходившей до колена соленой водой. Алкмаар был спасен. Это был первый решительный ответ на испанское наступление на Севере, первый удар поднимавшейся победной волны.

На той же неделе морские гёзы ловким маневром отогнали испанскую флотилию от Энкхейзена и, рассеяв ее, потопили большую часть кораблей, триумфально пригнав в собственные порты три боевых корабля и четыре более мелких судна, включая адмиральский флагман с тридцатью двумя 25-фунтовыми бронзовыми пушками и пленным адмиралом Боссю. Пленение лоялистского адмирала было большой удачей, поскольку, находясь в руках голландцев, он был гарантией жизни и хорошего обхождения с их военнопленными, а три недели спустя в мелкой перестрелке был взят в плен Сент-Альдегонд. К счастью, как писал Вильгельм Людвигу, у него не было при себе никаких шифров, иначе вся переписка Вильгельма с его братьями и союзниками была бы расшифрована, поскольку у Сент-Альдегонда хранились все ключи.

Тем временем северная осень сменилась второй парализующей зимой, и обе стороны ушли зализывать раны при равном счете. Харлем был потерян, Амстердам холодно игнорировал принца Оранского. Денег было так мало, что Сент-Альдегонд недавно прогнал одного кредитора с горькими словами, что даже если он отдаст все до последней нитки, то не наберет и половины необходимой суммы. Но испанский флот был практически уничтожен, и хозяевами моря стали морские гёзы.

Но еще более важным обстоятельством стала смена правления на Юге. Филипп снял герцога Альбу, посчитав его миссию проваленной, и в ноябре 1573 года на смену ему в Брюссель прибыл дон Луис де Рекесенс. Это был скрытный сдержанный кастилец, не знавший ни слова по-французски или по-фламандски, и причина, по которой Филипп вообразил, что он способен сплотить лояльных нидерландцев более эффективно, чем Альба, остается секретом. Но по меньшей мере это изменение показало серьезную озабоченность короля. 18 декабря 1573 года смещенный и озадаченный герцог Альба сел на корабль, идущий в Испанию. Второй раунд принц Оранский выиграл.

Пока король Филипп находился в Сеговии, наполовину испуганный, наполовину не верящий в то, что произошло, в Мадриде другой Филипп, юный граф Бюрен, писал на клочке бумаги письмо, чтобы отдать его прачке, сын которой служил в испанской армии в Нидерландах и за вознаграждение должен был передать письмо его отцу принцу Оранскому. Слабые, призрачные надежды вновь и вновь возникали в голове этого девятнадцатилетнего мальчика, который уже пять лет находился в почетном плену в Испании. Ему нужна была надежда. Пока его отец был презираем и забыт, с ним обходились хорошо, но теперь, когда король стал бояться отца, его спешно перевезли из одной крепости в другую, лишили всех слуг, которым он доверял, и немногочисленных друзей, и он терзался тысячами смутных опасений. Достаточно было вспомнить Монтиньи, задушенного в замке Симанкас, или зловещие слухи о смерти безумного сына короля дона Карлоса.

Вильгельм получил письмо от сына к весне. Мы не знаем, что в нем было. Вероятно, ничего особенного, если судить по другим письмам юного Филиппа, проделавшим такое же тайное путешествие. О чем он мог сказать? О своих обычных желаниях, или вдруг пошутить насчет испанцев, как шутят школьники. Наверняка они были душераздирающими и слишком короткими, как все письма военнопленных. Но его отец не забывал и никогда не забыл бы о нем. Долгое время он оставался его единственным сыном, который имел значение. Мориц был болезненным ребенком, жившим в Дилленбурге, и ребенком Анны; бастард Юстин – послушный подросток, который теперь жил со своим отцом в Делфте, тоже не шел в расчет. Поэтому, когда все ждали, что Вильгельм обменяет адмирала Боссю на Сент-Альдегонда, он этого не сделал. Он оставил его, чтобы обменять на своего сына.