Это была серьезная потеря, но в данный момент ничего нельзя было сделать, чтобы вернуть ее, хотя Бюссо надеялся весной освободить Зирикзее с моря. Для Вильгельма главная проблема заключалась в том, чтобы поддержать в народе и особенно в Штатах уверенность в своем деле, на которое было потрачено так много труда, жизней и денег, поскольку в этом году он не мог предъявить им никаких чудес и побед. Он поспешно увез жену из ставшего теперь небезопасным Дордрехта и снова перенес свою штаб-квартиру в Роттердам. Наступила тревожная зима, и Вильгельм, реорганизовав свою оборону, удвоил усилия по поиску союзников за рубежом.
Его основной целью оставалось обеспечить себе помощь Франции, и он действительно уже почти составил план, согласно которому Нидерланды должны были перейти под покровительство младшего сына Екатерины Медичи герцога Анжуйского. Это означало бы решительный шаг и отказ хранить даже теоретическую верность королю Испании, от которой Вильгельм до сих пор не отказывался. Но династически это не было бы чем-то возмутительным, поскольку младшая ветвь Валуа изначально правила Нидерландами, пока она не закончилась герцогиней Марией, которая отдала свою руку и наследство принцу Габсбургу. Так что появление через сто лет нового герцога Валуа стало бы просто возвращением старой династии. Современному человеку все это может показаться надуманным, но это выглядело вполне конкретно и понятно в шестнадцатом веке, когда династическое и божественное право имело реальный смысл.
Тем временем во Франции королева-мать постепенно теряла влияние на короля, обладавшего более сильным характером, чем его предшественники. Генрих III – фанатичный суеверный католик, склонный поощрять различные формы умерщвления плоти, извращенный сексуально и привыкший потакать своим желаниям, третий из четырех невротиков – сыновей Екатерины Медичи, на котором суждено было закончиться династии Валуа, – вступил на престол в 1574 году. Он был любимцем матери, и не без причины, поскольку отличался умом и чувствительностью, а черты его бледного лица, чем-то напоминавшего лицо старой девы, приятно контрастировали с пустыми лицами его старших братьев. Религия была для него делом сугубо личным, но по политическим причинам он втайне был готов поддержать любых мятежников, выступавших против короля Испании, и в то же время одним ударом устранить опасность союза Вильгельма с партией гугенотов, дать безопасный выход воинственным стремлениям своих подданных-протестантов и, возможно, избавиться от своего на редкость непослушного младшего брата.
Вместе с тем отношения с королевой Англии по-прежнему оставались неудовлетворительными. Стремясь выиграть время, она предлагала себя в качестве посредника между королем Испании и его мятежными подданными. Вильгельм не испытывал особого восторга по поводу этого предложения, но зимой 1575/76 года после пугающего отступления в Зеландии решил все же воспользоваться им, для чего отправил в Лондон посольство в лице Сент-Альдегонда и Поля Буйса. Несмотря на вдохновляющую симпатию Вальсингама, им не удалось продвинуться вперед в отношениях с королевой. Более того, неуклонно приближался кризис, связанный с блокадой южных портов, поскольку Вильгельм наотрез отказывался освободить захваченные английские суда. Простое объяснение заключалось в том, что он предпочитал прямые переговоры с купцами, являвшимися их владельцами, обманчивым махинациям правительства, очевидно не желавшего предоставлять ему реальную помощь.
Забыв о том, что Вильгельму случалось переживать и более тяжелые зимы, и более безнадежные весны, его враги ликовали, предрекая его неминуемое падение. «Принц Оранский окончательно выбился из сил, – насмехался бельгийский информатор Гранвеля. – У него нет ни фартинга, ни кредита. Разве что англичане захотят ему помочь».
4
Одна слабая надежда появилась в начале тревожного 1576 года. Филипп Испанский, хронически неспособный оплачивать расходы своих многочисленных вице-королевских правительств, в очередной раз объявил о банкротстве. И когда в Антверпен прибыли корабли подкрепления, такие старые, что практически непригодные для использования, стало казаться, что Рекесенс не сможет повторить свои осенние успехи. В действительности в дело вмешалась судьба, и 5 марта 1576 года Рекесенс скончался в Брюсселе от тифа. После его смерти Юг остался под контролем непопулярного и не имевшего реальной власти Государственного совета, в котором Арсхот и Менсфилд уже начинали выражать свое несогласие с испанцами дель Рио и Рода и их приспешником Берлемоном.
Тем временем в Голландии звон колоколов возвестил, что принцесса Оранская родила дочь. Шарлотта, смиренно стремившаяся помириться со своим отцом, по-прежнему возмущенным ее поведением, назвала ребенка Луизой – самым близким женским именем к его имени Луи. Вторым она выбрала для дочери имя Юлиана.