Принц Вильгельм I Оранский. В борьбе за независимость Нидерландов от Испанской короны

Вильгельм уже вступил в контакт со многими аристократами, используя их тщеславие и эгоизм, но не потому, что связывал с этой группой какие-то особенные надежды для Нидерландов, а потому, что очень хорошо знал: на Юге их влияние было фактором огромного значения. Проблема того, как обеспечить себе их поддержку, не оттолкнув горожан, не была непреодолимой для его дипломатического таланта. Ему не составило труда наладить контакт с людьми, которых он знал всего десять лет назад, и к концу сентября он вступил в переписку с надменным Арсхотом. Но на данный момент важнее был изворотливый и амбициозный барон де Хизе, командовавший местными добровольцами, поспешно набранными для защиты Брюсселя. Хизе представлял собой многообещающий объект. Трудно сказать, насколько хорошо Вильгельм знал этого человека и догадывался ли о том, что его глупость сравнима с его умением приспосабливаться к обстоятельствам, но опыт уже научил его пользоваться любым инструментом, даже слабым и ненадежным. И вскоре Хизе вообразил, что его власть и авторитет (единственное, что его волновало) неразрывно связаны с поддержкой принца Оранского. Между тем волна народного энтузиазма вынесла его вперед, сделав героем момента. В начале сентября 1576 года, воспользовавшись своей должностью капитана городской гвардии Брюсселя, Хизе ворвался в Государственный совет и, невзирая на яростные протесты Мансфилда и хныканье Берламона, схватил всех испанских членов совета. Арсхоту, которого, несомненно, ждала та же участь, посчастливилось узнать об этом заранее, и он, сказавшись больным, не пришел на заседание. Лишь одному испанцу удалось ускользнуть. Это был Херонимо де Рода, первоначально член «Кровавого совета», который бежал в Монс и в тщетной попытке остановить восстание именем короля провозгласил себя генерал-губернатором. Теперь в Нидерландах было четыре власти: Вильгельм на Севере, Рода и его теневой совет в Монсе, Хизе и Штаты в Брюсселе и испанская армия во всей стране.

Только один Вильгельм имел силы для эффективных действий против испанской армии, и, в конце концов, именно эти соображения заставили Генеральные штаты и то, что осталось от Государственного совета в Брюсселе, назначить уполномоченных для переговоров с Севером. То, что осталось от Государственного совета, представляло собой, прежде всего, герцога Арсхота, который, как действующий председатель Совета, не видел лучшего выхода из создавшегося хаоса, чем ратифицировать решение Штатов. Ему никогда не нравился принц Оранский. Алчный, завистливый, тяжелый человек, Арсхот не обладал способностями, чтобы самостоятельно удержаться на политической арене в то бурное время, в которое он был рожден. Его всегда задевало большое влияние Вильгельма на людей и уважение, которое вызывал его ум в прежние времена, когда они сидели за одним столом Совета. Таким образом, побудить Арсхота вступить в переговоры с принцем Оранским могли только личные соображения и эгоистические мотивы.

Тем временем беспорядки нарастали, испанские солдаты захватили Маастрихт и терроризировали Гент. Призванный на помощь Вильгельм отправил для восстановления порядка отряд копейщиков с Севера и флотилию кораблей с зерном для Антверпена, где из-за беспорядков возникла нехватка продовольствия. Одновременно с этим уполномоченные под руководством Сент-Альдегонда встретились с делегатами Генеральных штатов в Генте и приступили к обсуждению условий урегулирования. В качестве основы были выдвинуты положения о выдворении испанской армии и о религиозной терпимости. Первое практически не нуждалось в обсуждении. Второе представляло более серьезные трудности. Сорок лет преследований, перемежавшихся изгнанием протестантов и закончившихся войной, оставили глубокие шрамы. Католики и протестанты по всей стране с болью вспоминали бесчинства, которые творили в отношении друг друга. Кроме того, оставался еще сложный вопрос о собственности, требовавший урегулирования: конфискованные церковные земли на Севере были с выгодой пущены в оборот голландцами, а конфискованные ценности протестантов на Юге пополнили собственность государства или были проданы на аукционах. Кто, что и кому должен был вернуть?