Принц волков

Люк бросил быстрый взгляд на Джой, отметив с облегчением, что она, казалось, не расслышала это одно слово — docteur[23] — среди других.

— Мы должны идти, бабушка, фактически, прямо сейчас. — Он наклонился, чтобы отдать ожидаемую дань уважения, легко поцеловав в обе щеки, что она приняла как должное и повернулась к Джой. Выражение на лице Джой было почти комическим, когда Бертранда одарила ее звучным, смачным поцелуем в похожей, но намного более мелодраматичной манере. Джой беспомощно глядела на Люка, пока старая женщина не выпустила ее.

Бертранда беспристрастно смотрела на них обоих в течение долгого мгновения, а затем подняла голову и вдохнула воздух.

— Сезон меняется, — объявила она на английском языке. — Я чувствую в ветре запах чего—то странного. — Внезапно ее подвижное, обветренное лицо стало серьезным. — Может, тебе лучше остаться, в конце концов, здесь, Льюк.

Какое—то мгновение Люк осмысливал ее слова и отклонил их прежде, чем сомнение могло поколебать его решение. Остаться здесь на еще одну ночь — и слушать многозначительные комментарии, видеть догадливые кивки и вкрадчивые улыбки сельских жителей, знать, чего они ожидают и чего никогда не будет — остаться здесь на еще одну ночь и понять, что дошел до края, зашел так далеко, что нет никакой надежды восстановить равновесие, — нет. Это невозможно.

Он поднял свой рюкзак и забросил его на плечо. Джой надела рюкзак раньше, чем он успел предложить свою помощь, она усмехнулась ему, абсолютно не понимая его внутренней борьбы, и Люк вынудил свои мускулы расслабиться.

С последним поклоном бабушке, — которая буравила его последним, прищуренным взглядом, лишенным обычного юмора, — он коснулся руки Джой и сказал:

— Ну что, идем?

— Allons—y [24]!

Джой вышагивала рядом с ним настолько бодро, что ее энтузиазм и явная радость достигли темного сосредоточения его самых глубоких опасений и на мгновение осветили его так, что он смог забыть все, кроме ее счастья. Когда они спустились в низину, уверенным широким шагом пересекая дно долины, холодное утро, казалось, блестело обещанием. Он чувствовал ее надежду, и в настоящий момент этого казалось достаточно.

Джой остановилась только однажды, чтобы оглянуться на Валь—Каше, когда защитный лес сомкнулся вокруг нее, скрывая от Внешнего мира. Ее слова были очень тихими, он знал, что они предназначались не для того, чтобы он их слышал.

— До свидания. Я желаю… — и затем она отвернулась и заполнила новый день праздной болтовней, которая конкурировала с птицами и ослабила пустоту в его душе.

Они пересекли дно долины за утро и после полуденного перерыва начали подъем на первый из склонов, которые отмечали подножие горной цепи, где находился пик Миллера. Когда они достигли луга, с которого отчетливо просматривалась их цель, Люк указал на нее Джой, наблюдая, как меняется выражение ее лица, пока она пристально рассматривала пик. На лице Джой застыло упрямство, что послужило ему напоминанием о том, что она ценила больше всего, что действительно имело для нее значение — что она должна была сделать прежде, чем они оба обретут покой.

Затем он сказал ей, что сельские жители подтвердили, что самолет упал там несколько лет назад, потерялся в метели поздней весной. Они даже послали туда людей, но те не нашли ничего, поскольку рыхлый снег похоронил то, что могло быть найдено. Он видел надежду в глазах Джой.

После этого она замолчала, вся сконцентрировавшись на том, чтобы достичь цели, стоившей года надежд и мечтаний. Люк не приветствовал тишину. Он не мог заполнить ее, как она, праздной беседой, легкими комментариями, чтобы скоротать время, это было не для него. Но тишина стала ужасным бременем, каким никогда не была прежде. Из—за нее он полностью концентрировался на Джой: на ее женственном аромате, звуке дыхания и равномерном биении сердца, бликах солнечного света в ее волосах, прекрасных изгибах тела, подходящим его собственным.

Все, что он мог сделать, это устанавливать барьеры один за другим, держа осведомленность о ее присутствии так глубоко похороненной, что ощущал себя лишенным чувств, слепым и глухим, неспособным чувствовать вообще. Километры пути проходили, как в тумане, только инстинкт держал его на правильном курсе, и все равно он спотыкался и сбивался с ритма снова и снова, был неуклюжим из—за необходимости так сильно сдерживать себя.

Один раз Джой дотронулась до него. Это было всего лишь легкое касание руки, немой вопрос или выражение беспокойства — он не понял, что это было. В тот же момент он обернулся к ней с рычанием, почти отбросив ее назад своим внезапным движением. Тогда он увидел ее лицо, застывшее от удивления, и вспышку страха в ее глазах прежде, чем она замаскировала это гневом. Она отступила от него, всматриваясь в его глаза, и то, что она прочитала в них, обратило ее лицо в маску чрезвычайной неприветливости. После этого она держалась на безопасном расстоянии.

Так они и двигались, и отчуждение снова стеной вставало между ними. Люк чувствовал это, как прутья клетки, из которой у него не было надежды вырваться.