Принц воров

И вдруг стрельба стала затихать.

— Что это? — Поблескивая каплями пота на лице, Весников остановился и стал вглядываться в ту сторону, где стоял грузовик.

— Тебе по-простому объяснить или по-научному?

— По-любому, — бросил майор.

— Если по-научному… — Корсак уселся на землю и стянул правый ботинок. Шальная пуля рассекла на нем кожу, царапала стопу, взбугрила юфть, и теперь у Славы было ощущение, что он натер мозоль и та, прорвавшись, кровоточит. — Если по-научному, то наступил момент непосредственного контакта с противником. Если же по-нашему, то за вашей спиной, Иван Никитович, идет рукопашный бой…

Хуже всех пришлось, когда затихла стрельба, Сверлу.

— Ну, давай, давай, мусорок!.. — Ощерившись, бандит ходил по кругу, играя пальцами по наборной рукоятке финки. Загнанный и окруженный, он все понял и отдавать свою жизнь просто так не собирался. Он слишком давно находился в банде Святого, чтобы теперь надеяться на гуманность суда. Правая рука его, прижатая повязкой к телу, была безжизненна. О боли Сверло забывал лишь тогда, когда колол себе морфий. Когда отступал наркоманский «приход», мозг прояснялся, и он становился обычным Сверлом, только без ощущения боли и с расширенными до отказа зрачками. Эти зрачки и сейчас не реагировали на свет. Он ходил, пытаясь удерживать в поле зрения обоих фраеров в пятнистых балахонах. Фраера тоже передвигались, причем делали они это как бы навстречу друг другу, заходя за спину один другому и снова расходясь, отчего у Сверла двоилось в глазах. — А ну, теперь ты, мусорок… Не хочешь? Ты? Ну, давай, ты…

Взбесившись и увидев, как приближается, уже никуда не торопясь, третий, Сверло взвыл от отчаяния и бросился на него, как бросается на гончую загнанный в дебри леса кролик.

— Что, перевелись мужики?! Толпой хотите взять?! — непонятно зачем разыгрывал дешевый спектакль, кажущийся ему по отваге равным броску с гранатой под танк. — А раз-на-раз слабо?! Ну, хоть один-то найдется из отважных?! Волки позорные! С-суки!..

— Выруби его на хер, — приказал один кому-то из троих, — и веди к цистерне.

И двое тут же скрылись в ночи, оставляя Сверлу реальный шанс обрести свободу. Не выдержав, бандит привизгнул от удовольствия и тут же, не теряя времени, шагнул к пятнистому фраеру…

Что было потом, Сверло не помнил. Вернее будет сказать, он не успел запомнить. Вышло все как-то глупо и позорно до беспредела. Пятнистый шагнул навстречу, махнул рукой, выметая из ладони Сверла «перо», и с разворота врезал ему ногой в голову. Уже находясь в прострации, Сверло вскочил, но подлый фраер врезал ему ногой еще раз. Как раз по перемотанному сгибу руки. Вот это было то, чего Сверло никак не мог вспомнить. Очнулся он в каком-то странном душном помещении, где шершавыми были пол, свисающий над головой потолок и такие же шершавые, пахнущие теплыми женскими подмышками стены. В связи с полным отсутствием возможности видеть и слышать Сверло провел здоровой рукой вокруг себя и понял три вещи: он лежит в каком-то округлом, до боли знакомом помещении, у него нет оружия, почти нет морфия и он чувствует себя очень неуверенно.

Подумав, что оказался каким-то образом в трубе, Сверло прополз несколько метров вперед и гулко уткнулся головой в стену. Развернулся, прополз обратно и ударился тем же местом с тем же самым звуком.

Поняв все, Сверло отвалился на спину и нудно, протяжно запел. Понимая, что нужно произносить какие-то знакомые слова, чтобы хоть как-то сохранить в голове отказывающееся вернуться сознание, Сверло запел про черного ворона, но недопел. Затянул бурлацкую песню, где больше стона, чем слов, но недотянул и ее. И тогда, сжав ладонью разламывающийся от боли лоб, он закричал…

Пространство отшатнулось от него, планета показалась ему крошечной, и лишь на небесах, на краю вселенной было хорошо видно, как на пустынной дороге меж Пулково и Ленинградом стоит цистерна с надписью «Молоко», а в ней, невидимый и неслышимый простым смертным, лежит и дико кричит, разрывая себе легкие, бандит Сверло…

С Федей Гарсоном и Семой Паровозом фраерам пришлось повозиться. Взять их нахрапом, на одном мастерстве, не вышло. Озверелый Гарсон в тот момент, когда на него грудью навалился пятнистый фраер, хватанул из голенища нож и всадил его в бочину легавому так, что в тело ушел даже упор для руки на рукоятке. Легавый заплевал лицо Феде кровью, закашлял какой-то слизью и упал сразу же, едва Федя двинул плечом.

Вынимать нож не было времени, а потому, увидев, как Паровоза оседлал второй пятнистый, Гарсон повернулся к своему, выдернул у него из ножен нож разведчика и, приловчившись, вставил его второму фраеру меж ухом и ключицей.

Пока оба пятнистых корчились в агонии, стараясь продемонстрировать каждый свою кончину более кошмарной, чем у товарища, Гарсон потянул Паровоза за руку, помогая ему встать.

— Бежим, Гарс, бежим!.. — отплевываясь кровью и хрипя, Паровоз схватился за руку подельника.