– Со мной он тоже был сдержан, когда мы встретились в пустой комнате, где меня оставило то существо. Но мы поговорили о моем прошлом и о том, что случилось с твоей мамой. Я извинился за резкие слова, которые сказал в тот день, накануне выпускного. Джеб простил меня. И простит тебя. Просто будь с ним откровенна. В глубине души он знает, что ты не хотела отправлять его сюда.
Всё гораздо хуже. Ты даже не представляешь. Если бы только я могла рассказать папе правду! Но я слишком измучена, чтобы хотя бы попытаться. Свет проносится над лодкой, и мы снова оказываемся в темноте.
Я не поддамся жалости к себе. Я верну доверие Джеба. А пока буду утешаться тем, что он доверяет папе.
– Есть и плюсы, – продолжает тот. – Похоже, Джебу досталась бóльшая часть магии, поскольку он человек, и железо на него не действует. Он делится с Морфеем при помощи своих рисунков. Таким образом, Морфей может пользоваться магией и не искажаться.
Я поджимаю губы.
– То есть магия заключалась в трости, а не в Морфее? Именно трость нуждалась в подзарядке?
Папа кивает.
Значит, Джеб без Морфея станет легкой добычей, а Морфей без Джеба полностью лишится магии – с его точки зрения, это хуже смерти. Пожалуй, он вряд ли обрадуется, узнав, что мы растворили его трость.
Я наклоняюсь через край и провожу ладонью по воде.
– Трость превратилась в лужицу краски. Джеб нарисовал ее, а вода уничтожила… – я хмурюсь и продолжаю: – Значит, сегодня нас защищает вода, а не остров. Но почему лодка не растворяется? И морской конек. Они тоже созданы Джебом. Почему они не тают?
Я вытираю руку о штаны.
– Джеб не рисовал морского конька, – отвечает папа, продолжая рассекать веслами плещущие волны. – Это здешнее животное. Джеб и Морфей приручили его. А что касается лодки… Джеб мне кое-что сказал, когда я спросил про то… существо. Про его двойника. Почему он искажен.
– И что?
– Он начал что-то объяснять про границы художественной реальности. Образы и персонажи с одной картины способны сосуществовать. Большинство созданий Джеба находятся в той обстановке, которая им задана. Но если он нарисовал что-то на чистом холсте… и если оно забредает на чужую территорию… может случиться что-нибудь непредсказуемое.
Я задумываюсь. Теперь понятно, почему Никки может вылетать в зазеркальный мир, а эльф-двойник Джеба – ТК – бродить по коридорам.
– Значит, если что-то нарисовано на картине, где есть вода, оно не растает. А если нет…
– Правильно. Видимо, двойник Джеба смешался с какими-то другими рисунками и начал рассыпаться на кусочки.
Папа говорит это, и я вспоминаю слова нарисованной феи: «От тебя останутся одни клочки». Морфей сказал, что все рисунки знают, как я выгляжу. А Джеб обмолвился, что некогда в его картинах возникло мое лицо. То есть он нарисовал меня.
Может быть, фея решила, что я заблудившийся рисунок, которому нечего тут делать. Ожившие рисунки собирались порвать меня на куски за то, что я явилась к ним. Ну или, как сказал Морфей, они желали отомстить за своего создателя.
По моей спине ползет неприятный холод.
– Элли, – говорит папа уже другим тоном. – Ты должна знать еще кое-что: Джеб не спросил о сестре и матери. Более того, он говорит о них так, как будто они здесь. Как будто он с ними видится.
Слезы, которые я долго удерживала, наконец прорываются и текут по щекам.
– Это я виновата, – говорю я, вытирая лицо тыльной стороной ладони. – Я так обидела его, что теперь он предпочтет остаться здесь и создать для себя фальшивую реальность, чем вернуться в мир, полный дурных воспоминаний.
– Почему ты всё время об этом твердишь? Чего я не знаю? – спрашивает папа и перестает грести.
Мы всего в нескольких метрах от острова. Лучше бы он продолжал работать веслами. Я не хочу начинать этот разговор. Мне и без папиного осуждения плохо.
– Кое-что произошло в день выпускного, – неохотно отвечаю я. – Перед балом.
– Дай я угадаю… тут замешан Морфей.
Я издаю стон.
– Мы один раз поцеловались! Почему Джеб так огорчился из-за какого-то глупого поцелуя?
– Так, подожди, – папа откидывается назад, заставив лодку покачнуться. – Ты поцеловала этого заносчивого… Ну, я даже не знаю, что сказать.
– Я тоже.
Папа еще не так разозлится, если узнает остальное. Что это был не первый раз. Что Джебу известно и про другой наш поцелуй с Морфеем, в Стране Чудес. Я сказала Джебу, что это ничего не значит – и солгала, – а потом сделала снова то же самое… пусть даже я не хотела, чтобы всё зашло так далеко. Морфей обернул ситуацию к собственной выгоде… как всегда.
– Ты совершила ошибку, Алисса, – говорит папа, словно прочитав мои мысли. – Морфей манипулирует другими. У него нет никаких принципов. И он не человек.
– Мама тоже. И я. И Джеб, если на то пошло, больше не человек. Разве от этого ты любишь нас меньше?
Луч маяка озаряет лодку. Мое лицо горит под пристальным папиным взглядом.
– Ну что ты. Но… любовь? Неужели ты любишь Морфея?
Я с трудом сглатываю.
– Не знаю. Это неразрывно связано с моим долгом перед Страной Чудес. Но между нами есть и что-то настоящее. Очень сильное… – я отодвигаюсь дальше на скамейке. – Всё сложно.