Принцесса

Юлька уехала домой на такси. Вечер был неисправимо испорчен, и мама очень переживала, что из-за нее. Вопреки своей привычке быть очень независимой, мама попросила Ильку отвезти ее домой, и Юлька горячо ее в этом поддержала.

Всю дорогу в машине мама молчала, и Илька то и дело оглядывался, проверяя, все ли в порядке. Они въехали во двор, и он заглушил машину.

— Ну ты как? — мама хоть и бодрилась, но выглядела поникшей, — давай врача вызову?

— Не нужно, — мама махнула рукой, — зайди пожалуйста, нужно поговорить.

Илька кивнул. Когда маме нужно было поговорить, это означало, что все серьезно. Мама редко досаждала ему, да и вообще всем, какими-либо разговорами, она всю жизнь старалась не усложнять окружающим жизнь своими проблемами, поэтому приглашение на "поговорить" встревожило Ильку. Они вошли в квартиру, мама включила свет в прихожей, разулась, прошла в кухню и загремела чашками. Илька двинулся следом, присел на табурет. Он не торопил мать, давая ей возможность собраться с мыслями. Но то, как мама себя вела, тревожило его, и Илька с холодком в груди ожидал услышать все, что угодно — от большой финансовой задолженности до неизлечимого заболевания.

— Илюша, — мама поставила перед ним чашку и присела напротив, — скажи мне, между тобой и той девочкой были отношения?

Илька оторопело взглянул на мать.

— Какой девочкой? — переспросил он.

— Не притворяйся! — мама тряхнула головой и нахмурила брови, — между тобой и Ниной что-то было?

Илька вспомнил жаркую ночь в темной бане, и свое постыдное бегство.

— Мам, почему ты спрашиваешь? — задал он встречный вопрос, чтобы хоть как-то оттянуть неизбежное признание.

Мама вышла из кухни, он слышал, как хлопнула дверца стенного шкафа, похоже мама доставала какие-то бумаги. Наконец она вернулась и положила перед ним фотографию. Илька с недоумением взглянул на мать, потом опустил глаза на черно-белое фото. На фотографии, снятой в каком-то фотоателье, были родители, молодые, улыбающиеся. У мамы какие-то смешные обесцвеченные кудри, а у папы, которого он совсем не помнил, пышные усы как у царя Александра III. А на коленях сидел он, Илька, возрастом не больше двух лет, в комбинезончике с нагрудником, на котором был вышит цыпленок. Белокурые пушистые волосы обрамляли маленькую головку, и круглые серые глаза, любопытно глядящие на фотографа.

Он уже видел эти глаза, и эту пушистую шевелюру. Сегодня видел. Ильке показалось, что у него остановилось сердце. Он даже перестал на какое-то время дышать, а потом вдохнул и закашлялся. Мама постучала ему ладонью по спине.

— Ты понимаешь, почему я спрашиваю? — спросила она, — этот мальчик — копия ты в детстве.

Илька не знал, что сказать, потому что все было очевидно. Он только не мог понять, что же теперь ему делать, потому что нужно было как-то это рассказать Юльке.

Мама говорила еще что-то, про то, что в их семье принято отвечать за свои поступки, и что Филатовы никогда подлецами не были, она твердила, что все образуется, но Илька интуитивно чувствовал, что уже ничего не образуется, и все, что было до сих пор, уйдет навсегда в историю его жизни, а впереди будет что-то другое.

— Мам, я пойду, — Илька встал с табуретки, — не переживай, я все улажу.

Мама сочувственно кивала, приговаривала "бедный мой сыночек", долго стояла у раскрытой двери, пока ехал лифт, потом махнула ему напоследок в закрывающиеся двери.

Он сел в машину, захлопнул дверцу и повернул ключ. Двигатель заурчал, Илька хотел трогаться с места, но передумал, убрал ногу с педали и положил голову на руль. Спустя несколько минут он усилием воли поднял голову, потер глаза, посмотрел в зеркало заднего вида, стронулся с места и выехал из двора.

Нина ночевала у Юлькиных родителей. Илька въехал в обширный двор, покрутился между рядами припаркованных машин, потом, поняв, что встать негде, остановился на дороге у подъезда. Он достал телефон и набрал номер.

Нина вышла, кутаясь в толстую вязанную кофту, огляделась, и, увидев его, махнула рукой, сбежала по пандусу и плюхнулась на переднее сидение, хлопнув цверцей.

— Ты чего так поздно? — спросила она, — как мама?

Илька повернулся к ней лицом и Нина осеклась, заметив, что что-то не так.

— Что-то случилось? — осторожно спросила она.

— Нина, — Ильке казалось, что сердце у него колотится в самом горле, — Нина, почему ты не сказала, что Петя — мой ребенок?

Целая гамма эмоций, от недоверия до испуга промелькнула на Нинином лице, она побледнела и уставилась на Ильку, открывая и закрывая рот, словно не решалась заговорить. Потом отвернулась к окну, Илька слышал, как она судорожно пытается проглотить ком в горле.

— Нина… — она дотронулся до ее плеча, — я бы никогда, слышишь… Я бы не отказался от Пети! Почему ты мне не сказала? Зачем был этот обман?

— Я хотела… — Нина обернулась, глаза ее блестели, но она не плакала, — я хотела защитить Юльку.

— Юльку? — не понял Илька.

— Она мне как сестра! — почти выкрикнула Нина, — и я не могла… Потому что вы… Потому что ты…

Она снова отвернулась. Илька устало прикрыл глаза и откинул голову на подголовник.