— О Боже, что я вижу! — воскликнула Лера, зайдя в гримерку.
— И что ты видишь? — уточнила я, нанося макияж.
— Тебя наконец-то кто-то трахнул? Как иначе объяснить твоё счастливое выражение лица⁈
— Фу, обязательно быть настолько грубой? — уточнила я, но улыбаться так и не перестала.
Я вообще целый день улыбаюсь. Не скажу, что раньше я была занудой. Но в клубе, скорее, просто выполняла свою работу и улыбалась я здесь по заказу. Мне кажется, несмотря на то, что я старательно убеждаю себя, что не делаю ничего плохого, всё же в глубине души так и не приняла себя, не смирилась. Не об этом я мечтала. Поэтому в клубе я была сосредоточенной и работу выполняла со всей ответственностью. Но я не ловила от неё кайфа. А сегодня, что не делаю — все в радость.
— Неужели я права? — подруга подсела ближе. — И кто же смог растопить нашу снежную королеву? Или ты приняла наконец-то щедрое предложение Тимофея Ильича?
— Сдурела? Даже не напоминай, — я скривила губы.
Тимофей Ильич Куницкий, мужчина лет пятидесяти. Не урод и не брюзга. Он очень богат. Я не вникала, и чем он занимается — точно не знаю. Но вот уже полгода он добивается моего расположения. Каждый мой рабочий вечер он заказывает приват. А стоит он дорого. Я специально цену так завысила после случая с Андреем, чтобы меня не могли выбрать. Наш директор возмущался сначала. Процент снять хотел. Но потом оказалось, что находились безумцы, готовые платить и такие сумасшедшие деньги. Ведь я считалась лучшей танцовщицей в «Жар-птице».
Куницкий был одним из тех, кто мог себе это позволить. Каждый раз после танца я обязана была провести час с клиентом. Это условие поставил наш Достоевский, когда соглашался на предложенную мной сумму. Нет, это не фамилия директора, он просто всех достаёт.
Тимофей Ильич тратит этот час на то, чтобы уговорить меня стать его любовницей. Даже не так — стать его содержанкой. Уйти из клуба, жить за его счёт и за это ублажать его и исполнять все желания. Мужчина искренне верил, что это мечта любой девушки, что уж говорить про ту, что выставляет свое тело на показ. Он дарил мне подарки. Пытался — я ничего не приняла. Иногда он злился и мне казалось, что вот-вот он меня ударит. Я бы даже обрадовалась, ведь после этого его бы больше не пустили к нам. Самое интересное, что он даже не скрывал наличие семьи, утверждая, что его жена для меня не угроза и никак нам не помешает.
— Неужели Горынычу повезло? — засмеялась Лера.
Этот мужчина — мой поклонник уже около двух лет. Молодой, крупный, стриженный практически под ноль, с приятными чертами лица и немного кривым носом. Он не урод, а наша Габи так вообще от него в восторге. Но он не мой типаж. Да и понятно, что он не будет воспринимать меня как человека, личность, девушку. Для него я красивая кукла, которую он жаждет заполучить. В отличие от Куницкого, Егор не лишён романтики. И в конце выступления в гримерке меня всегда ждут цветы. Я знаю, что он один из людей Змея, многие из них любят здесь отдыхать. Не знаю, правда, чем он занимается. Но даже он приват однажды оплатил. А час потратил на выражение своего восхищения мной. Даже ноги мне целовал. Про его любовь ко мне в клубе знает каждый, ведь Егор об этом даже в туалете на стене написал. Достоевский потом так орал. И главное на меня, словно это я сделала.
Желающих затащить меня в постель очень много, но пожалуй, эти двое действительно самые активные.
— Нет, и он здесь не при чём, — ответила Лере. — Но даже не пытайся что-то узнать. Я все равно ничего не скажу.
— Жадина! Может, я за тебя порадоваться хотела? — надула она губки.
— Так порадуйся, Лера, кто мешает? Тем более, что есть чему. Я счастлива!
— Это и видно, — она улыбнулась.
Смену отработала без особых приключений. Получила цветы от Горыныча и несколько крупных купюр, во время номеров в общем зале. Был и приват для Куницкого, и целый час бессмысленного разговора, где я в очередной раз с улыбкой отказывалась от его предложения. Потом ещё несколько общих номеров. И я наконец-то отправилась домой. Уставшая и счастливая. Ведь все мои мысли были о новой встрече с Сашей.
Саша приезжал вечером, когда уже заканчивалась его работа, а уезжал рано утром. Мы мало говорили, потому что голод, который испытывали друг ко другу, требовал не слов. Он нуждался в жадных поцелуях и горячих требовательных ласках. А потом мы засыпали, сплетаясь телами.