Она звонко всхлипывает, но ее слезы меня совсем не трогают. Видимо, включилась защитная реакция организма — аварийный предохранитель, отвечающий за любые эмоции. Без него я бы просто сошел с ума. В крошку бы стер и столешницу, и посуду и, главное, жестокую подругу детства, которая украла у меня семь лет жизни!
— Я честно не знала, Макс. Я… погоди.
Она делает несколько глубоких вдохов и схватив из мраморной салфетницы платок, промакивает глаза. Прикрывает веки, беззвучно шевелит губами, будто считает до десяти и, наконец, поймав мой взгляд, начинает говорить.
Вовремя. Потому что еще немного, и я бы за себя не ручался.
— Я знала, что на том форуме что-то произошло. Сеня мне намекнул, что наш “стальной Макс” влип по самые помидоры. Но так как в твоей жизни ничего не поменялось, разве что ты еще больше стал зависать в своем подвале, который гордо называл офисом, я не придала значение его словам. А через несколько дней, как ты помнишь, Сеня слинял, решив что семейные узы не для него… Думаю, ты помнишь в каком отчаянии я тогда была. Рыдала дни и ночи напролет. На работе постоянно портачила и Шеффер орал на меня, как резанный.
Я машинально киваю, хотя с трудом припоминаю то время. Сам пахал тогда с утра до ночи и с Окси виделся от силы пару раз, чтобы обсудить исчезновение ее жениха.
— Ты тогда пообещал мне помочь. Ну… сказал, что одну не оставишь и в меру своих сил… В общем, я на тебя рассчитывала, Максим.
Она снова всхлипывает, но как ни силюсь, не могу заставить себя испытывать жалость к ней. До ли дело в том, что разговор наш проходит в огромной кухне с дизайнерским ремонтом, то ли в том, что в этот момент перед глазами стоит четкий образ Ярославы, которой не на кого было рассчитывать… Но я остаюсь абсолютно нем к ее слезам.
— И потом пришло первое письмо, — продолжает она, шмыгая носом. — Я сразу догадалось, что оно от той девушки, которую ты встретил на форуме. Удалила его быстренько и не стала отвечать потому что боялась, что шеф узнает.
— Уверена? — холодно усмехаюсь и уточняю: — Уверена, что испугалась именно реакции Шеффера, а не того, что потеряешь бесплатную кормушку?
— Кормушку? — обиженно морщится она. — Ты забыл, что сам тогда был беден, как церковная мышь?
— Но перспективы были хорошими, да? Иначе зачем все это? Зачем было разыгрывать целый спектакль с тем, что Шеффер тебя уволит, если узнает…
— Потому что он и так бы меня уволил! — взрывается она. — Ты просто не знаешь в каком эмоциональном состоянии я была! Беременная, одинокая, никому не нужная! У меня была самая настоящая депрессия. Но всем было пофиг! Думаешь, хоть кто-то это замечал? Все продолжали требовать от меня ежедневную улыбку и четкое выполнение рабочих задач. А за любые ошибки отчитывали, как школьницу! И эти письма, которые твоя подруга слала как не в себя… они стали последней каплей! Я знала, что если босс узнает, что меня не просто уволят, а еще и уголовку заведут! Ну сам посуди — я подделала документы! Ради тебя, Макс!
— И ты решила, что если у тебя не будет работы, то и отчитывать и угрожать никто не будет, верно? А содержать тебя может и друг детства. Когда там тебя уволили? Месяца через два после форума, да? И это чудесным образом совпало с датой моей первой успешной сделки!
— Если бы не я, то не было бы той сделки, — огрызается она. — Ты бы никогда не попал на тот элитный форум! Так что, скажи мне спасибо, Макс.
— Я сказал, — цежу сквозь зубы. — На протяжении семи лет говорил тебе спасибо, Окси. Иногда словами, иногда, черт возьми, действиями. Вот этой квартирой, например! Приличной суммой, которая ежемесячно капала на твою карту. Путевками в теплые края. Всем, мать твою! Всем, что у тебя есть!
Она открывает рот, чтобы что-то сказать, но я не даю ей такой возможности. Плотину прорвало. Я больше не состоянии сдерживаться. Вовсе не ору, но от этого, кажется, звучу еще более грозно. Настолько устрашающе, что Оксана начинает пятиться к окну.
— А знаешь, что в это время делал мой ребенок, Окс? Она росла без отца! Таскалась с мамой на работу, потому что у нее не было няни. С полутора лет уже была в яслях, в то время как Ярослава пахала как проклятая, чтобы заработать им на еду и на однушку в тридцать квадратов!
Никогда не бил женщин и сегодня этому правилу изменять не собираюсь, но почему-то сейчас, глядя на зареванное лицо Оксаны, я четко представляю, как впечатываю ее головой в стену. Со всего размаха и со всеми вытекающими, в виде огромного алого пятна на белоснежных стенах и ее бездыханного тела на теплом полу.
— Я не знала, Максим. Не знала, что она от тебя родила… Клянусь!
— И увидев ее тогда в кафе ты не сложила два и два? Уточняя та ли она Ярослава из “Планера” ты не догадалась, что это она писала те письма, Окси? И зная, черт возьми, все что ты знала, не поняла, что перед тобой сидит моя дочь?!
Последние слова я буквально выкриваю, теряя остатки самообладания. Гортань жжет, словно из легких вместо воздуха вылетает пламя. Дикое. Необузданное. Но даже оно не в состоянии притупить боль, которую я сейчас испытываю.