Принцесса для киллера

Никогда не испытывала подобного. До него поцелуй вызывал минимум чувств, практически никаких эмоций от мокрого рта Дани.

Даня!

Стоит вспомнить, как начинаю сопротивляться. Что я творю?! Я ведь предаю своего парня. Молочу по сильной груди и пытаюсь отстраниться. Не отпускает.

Фиксирует шею рукой, вдавливает меня в себя и бьет в самую глубину языком, добираясь до нёба, рука соскальзывает с груди и проходится по животу, стремится под кромку брюк и трусов. Хватаюсь за огромную лапу и вгоняю ногти, что есть сил.

Я не с ним сейчас борюсь, а с собой. Стыдно, если почувствует, насколько прав в своих предположениях. У меня в трусиках давно все мокро, и я не хочу, чтобы доказательство моего сумасшествия он ощутил на своих пальцах.

Отдергивает руку, хотя ему ничего не стоит сломить сопротивление. Опять хватает меня за волосы, зарывается руками в пряди и массирует кожу головы. Этим выбивает искры, продолжая целовать.

Это не поцелуй. Меня в рот сейчас имеют со всей одержимостью и жестокостью, а я растекаюсь лужей от этой грубости.

Ненормальная.

Внезапно отшатывается от меня. Смотрю в горящие страстью глаза и дрожу. Лицо у него сейчас, как маска натянулось, и скулы стали резче обрисовываться.

Хочу сдвинуть ноги, которые оказались раскинутыми по обе стороны от мужских бедер, но меня всю простреливает болью.

Вскрикиваю…

Внимательный взгляд. Гринвуд за секунду собирается. Отстраняется как-то.

– Дай посмотрю, – говорит уже спокойно, но во властном, повелительном голосе хрипотца. Ловит меня за ногу. Крупные, длинные пальцы, увенчанные квадратными лунками ногтей, не дожидаясь разрешения, прикасаются ко мне и жалят пульсирующим жаром.

Наблюдаю за их движениями. Бросаю взгляд из-под ресниц, украдкой смотрю в скульптурное лицо.

Напряжен, широкие темные брови сошлись на переносице. Ресницы бросают тень на щеки.

Прикусываю губу, наверное, от боли, но ее как таковой сейчас нет. В горле сохнет.

Исследует мою ногу со всей аккуратностью.

Наблюдаю за его действиями с точки зрения будущего врача и замечаю, что эти пальцы знают, что делают. Он давит на нужные точки, прощупывает чувствительность нервных окончаний.

Не удивляюсь. Умеющий шить, умеет и распарывать.

Киллер, работающий на отца, не просто так пользуется расположением Кровавого Вани.

“Кто же ты, Джокер? – задаю мысленный вопрос. – Ты лавируешь на острие, на грани между добром и злом”.

Рассматриваю Гринвуда и никак не могу представить его маленьким мальчиком, слабым, уязвимым, вынужденным скитаться по улицам.

Жестокая жизнь, взрастившая идеального хищника, мимикрировавшего под окружающую среду.

Как это ни странно, у меня нет к нему жалости. Подобные мужчины не способны даже на щепотку вызвать подобное чувство, но мне безумно жаль того незнакомого парнишку, который, судя по всему, был рожден в самом пекле.

Фил хватает мою ногу выше колена и с силой сжимает, оставляя синяки даже сквозь материю брюк. Прикусываю губу, чтобы не стонать. Тело похоже на натянутую тетиву лука, звенящую в предвкушении выстрела в руках опытного стрелка.

Смотрю в холодное лицо профессионала: спокойный, собранный, только глаза горят, как при болезни.

– Посиди полчаса, отпустит, – густой, богатый и чуть хрипловатый голос обволакивает, хочется прикрыть глаза и утонуть в этих интонациях, в которых слышны отголоски минувшей, как буря, страсти. – Ничего серьезного, Маша.

Сумасшедший контраст по отношению с тем, что вытворял минутой ранее.

Бросаю взгляд на свои заляпанные брюки и представляю, в каком сейчас я виде. И все равно даже в пыли и грязи, благодаря его наглости, я замираю под прицелом серебристой глади, в которой мерещится чисто мужской интерес и страсть.

Смотрю в стальные глаза и дух захватывает от его молчаливого откровения. Он хочет меня. Любую. Грязную. Чистую. Здоровую или же с больной ногой.

Страшно. Он страшный.

Что-то в нем цепляет и заставляет злиться на себя и выплескивать свой гнев на него.

Прикусываю губу в нерешительности. Слов нет. Где-то внутри меня сгущается страшная неудовлетворенность, из-за которой хочется уколоть Гринвуда за то, что опять украл поцелуй, подавил, заставил хотеть многое…

Но я молчу. В его глазах вижу, что лимит уступок пройден.

Спровоцирую и сразу же выполнит угрозу.

Вся эта ситуация настолько мучительна и сладка, что я поджимаю пальцы на ногах и дышу через рот, чтобы не чувствовать глубокий, горько-пряный запах Гринвуда.

Он не для меня. Я не для него. Мы разные и… я не знаю, смогу ли сопротивляться этому шквалистому напору…

Не успеваю сориентироваться, как вновь оказываюсь на руках. Напрягаюсь вся, готовая отбиваться.

– Не кипишуй, – строгий голос, и Фил делает несколько шагов в сторону. Уносит с солнца, которое уже начало припекать, сажает меня в тень дерева. Стоит рядом. На Демоницу мою смотрит.

А у меня как-то запал помотать ему нервы пропадает.

С трудом отлепляю взгляд от него, смотрю, как моя лошадка тихо пощипывает траву и осознаю.

Если бы этот несносный парень не оказался бы рядом и не схватил меня в полете, быть бы мне сейчас переломанной.