— Не проломят? — поинтересовалась целительница, глядя на князя. Тот пожал плечами. Врать он не любил почти так же сильно, как Эшери, и вдобавок, в отличие от герцога, щадить подданных, тем более — чужих, не считал нужным.
— Это еще не шторм, — хмыкнул повар, — но, увидев испытующий взгляд зеленых глаз, осекся. И закончил совсем не так, как собирался. — Качает, говорю, но не так, чтобы уж очень сильно. По всем приметам — самая жуть ночью будет.
— Носовая мачта трещала, — вспомнил важное Эшери.
— Доложили, — кивнул Дамиан, справившись с ужином, — сейчас снимем и положим. И — бутылку пятилетнего приготовьте. Хозяина угостить, — пояснил он. — Может, понравится — так и даст пройти.
— А может не дать? — шевельнул бровью Марк.
— Запросто.
— И что тогда?
— Для нас уже все.
— Очень оптимистично, — буркнула целительница, снова заворачиваясь в свои одеяла. Не потому, что ей было холодно, огонь, которым щедро поделился Монтрез, согрел ее так, что девушке стало даже жарко. Но в одеялах отчего-то казалось уютнее и не так страшно.
Эшери поймал взгляд черных глаз Марка и быстро, незаметно на уровне пояса скрестил два пальца. Тот опустил веки — понял, принял.
Быстро сжевав всухомятку хлеб и сало, Эшери коротко поклонился Верне, отсалютовал всем остальным и снова вышел на палубу. И немедленно получил в лицо щедрую порцию холодных соленых брызг.
Его не было недолго, меньше клепсидры, но море изменилось разительно. Оно… поседело, как человек, увидевший страшное. Пенные гребни неслись с пугающей скоростью, наскакивая друг на друга и образуя фонтаны брызг.
Эшери посмотрел вперед, по ходу корабля и тихонько присвистнул. Море горбилось и валы, которые ветер катил навстречу ахтеркастлю, показались ему вдруг невероятно большими и жуткими. Или не показались?
Хлопнула дверь каюты и, цепляясь руками за такелаж, к нему присоединился Марк.
— Я не моряк, — сказал он, глядя туда же, куда и Эшери, — что, нужно начинать бояться?
Герцог невольно рассмеялся.
— А что, если я скажу, что не нужно, так и не начнешь?
— Ты мне никогда не врал. Надеюсь, и дальше не будешь.
— Я тоже надеюсь… что не придется.
Черные глаза смерили герцога с ног до головы. Кривая улыбка прорезала лицо.
— За что тебя люблю, Ри, так за твою убойную честность. И, главное, прямо тогда, когда нужно. Ни раньше, ни позже. Долго тренировался?
— С рождения, — серьезно отозвался Монтрез.
— Зачем вытащил-то?
— Ты же догадался, — прищурился герцог.
— Да я-то догадался, но ты все равно скажи. Мне всегда интересно было, кто из нас больше чокнутый.
ПРИНЦЕССА ДЛЯ ПСИХОЛОГА,
ЧАСТЬ 4 Глава 41. Жажда
Росомахе хотелось только пить и молчать. Колодец, мимо которого они прошли, оказался отравленным и погонщикам пришлось применить силу, чтобы увести оттуда лошадей. Животные не понимали, почему они вынуждены страдать от жажды, когда вода так близко.
Янг отказался от своей порции. Росомаха только смочила губы. По опыту своих прошлых путешествий через Хаммган, она знала, что если и следующий колодец окажется мертвым, остаток воды ее не спасет, лишь продлит агонию. Легче не тянуть.
Война в пустыне диктовала свои правила. У кого колодцы — тот находится в более выгодной позиции, тот диктует условия. Похоже, за прошлую неделю "война колодцев" достигла пика: павшие лошади, а кое-где и путники встретились им не единожды.
В последний раз Янг, увидев кружащих над камнями грифов, просто махнул рукой, повелев каравану двигаться дальше, не обращая внимания на тех, кому повезло меньше.
Если падальщики начали свой пир, понятно, что спасать там уже некого. А значит, и время терять незачем.
По настоянию Священного, на последнем привале Лесс пересела с лошади на верблюда. Зачем это было сделано, она поняла чуть позже, когда по приказу Янга разгрузили лошадей, скинув поклажу, и просто оставили большую часть посреди пустыни.
Спрятали, конечно, надеясь вернуться и забрать, но по тому, как небрежно это проделали, Лесс поняла — никто в это особо не верит.
Лошадям, освобожденным от поклажи, споили остатки воды, в надежде, что до следующего колодца они дотянут… Но будет ли вода в нем пригодна для питья?
Верблюды пока ступали довольно бодро, предел прочности этих выносливых зверей был еще очень далек.
А что до своего предела… Эшери говорил, что никто его не знает до тех пор, пока не переступит. Абстрактные слова милорда вдруг обрели четкий и довольно жестокий смысл. Линия горизонта качалась впереди, норовя перевернуться, поменяв небо с землей.
Перед глазами вдруг быстро замелькали черные мушки и Лесс почувствовала, что затылок тянет к земле. И с этим ничего — просто ничего нельзя сделать. Каменистая почва качнулась и вдруг стремительно полетела прямо в лицо.
Очнулась она от солоноватого, железистого привкуса во рту. В первое мгновение захотелось брезгливо сплюнуть, но организм оказался мудрее. Или, может быть, просто более жадным. Росомаха сделала глоток. И открыла глаза.