Принцесса и её зверь

Служанка в сером изредка кормила меня, чистила клетку, и убирала всё то, что летело сквозь прутья. Кажется, девушка и не подозревала, что я – та самая «гостья» из маленькой комнаты. Я только потом поняла, что служанка на самом деле немая, и в этом мы были похожи. Я тоже не могла разговаривать, разве что мысленно, сама с собой. Было страшно забыть своё имя, поэтому приходилось по сотне раз в день повторять его. А когда Жэрх принимался за своё кровавое ремесло, я твердила другое имя, звучание которого пусть немного, но облегчало муку.

Вэйл. Где он был сейчас? Стоял ли на палубе корабля, созерцая бескрайний звёздный океан, или ехал на высоком коне по голубой пустыне? А, может, уже нашёл себе другую, более родовитую и достойную невесту? Мне всё чаще казалось, что он предал меня. Было невозможно забыть те жаркие ласки, что мужчина дарил мне в замке и в лесу. Я ненавидела его за эту ложную надежду, но и жалела, что не мы не смогли нормально проститься. Кому не хочется любви и нежности? Кто откажется от крепких объятий и ласкового шёпота, от долгих прогулок по волшебным далям? Теперь он внимал магии без меня, а я медленно теряла себя.

Человеческое сознание стиралось мучительно. До последнего я пыталась бороться за себя, но страх перед пытками делал своё дело: звериные инстинкты постепенно вытесняли человеческие чувства. Всё закончилось в тот миг, когда Жэрх сломал мне лапу, а потом подвесил за хвост вниз головой. Именно в те дни, голодная, страдающая от боли, беззащитная, я перестала вспоминать Вэйла. А своё имя забыла, когда кусок хвоста просто отвалился, и Жэрх сжёг мне часть шкуры…

Тесная клетка была как вторая я. Двигаться в ней было тяжело даже такой юркой крохе, как я. Воды было мало, еды не было вовсе. Иногда мне приносили сырое мясо, но чаще какую-то тухлятину. От слабости я почти не реагировала на попытки причинить боль, и вскоре про меня, оставленную в сыром углу, просто забыли. Та, что в сером, порой ещё подкидывала еду, а тот, что в чёрном, вовсе перестал обращать внимание.

По ночам я часто шевырялась в надежде устроиться так, чтобы прутья не впивались в тело. Иногда грызла их, а, когда всё-таки забывалась сном, приходила в себя от дуновения, проникающего сквозь щель в стене. Ветер был моей единственной связью с внешним миром, потому что неба и травы я давно не видела. Даже не знала, какое время года сейчас, и перестала понимать запахи. Всплывали порой странные образы, как будто принадлежащие другим пленникам, но на самом деле мои.

Это были люди, которых я отчаянно боялась. Люди, которые никогда не были мне родными. Мне снилась малахитовая чаща в тумане, капли росы на длинных иглах розовых пихт, кристаллы лазурных озёр и длинные замшелые брёвна, по которым и внутри которых можно было бегать. Я видела себя, охотящуюся на кого-то в высоких травах. Видела, как несу добычу, а затем наедаюсь вдоволь. У меня был дом в толстом рогатом пне, и было моё небо – всегда такое разное. Кажется, я даже понимала, о чём щебечут птицы и шепчутся звёзды. Во сне я была свободна, и знала, что уйду таковой в тот, призрачный мир, который доступен всякому живому существу, не совершившему истинного зла.

И я хотела уйти. Просто уснуть и обрести свою свободу. А что было до – уже не важно. Главное ведь, что тот, в чёрном, так и не получил того, ради чего мучил меня снова и снова. Я знала это, потому что чувствовала его злобу, а ненавидел он меня как раз потому, что никак не отдавала желаемое, пусть и сама не понимала, что именно утаиваю.

В один из дней человек в чёрном про меня всё-таки вспомнил. Он говорил набором звуков, которые были мне неведомы, но интонации я понимала.

– Хватит уже занимать здесь место, – равнодушно. – Хотя, похудела ты знатно, куцехвостая, – насмешливо. – Не вздумай кусаться, это тебя не спасёт! – как и прежде злобно.

Я знала, куда он несёт меня. В этом обширном подвале жила боль. Будь я крупным и свирепым зверем, наверное, сопротивлялась бы до последнего. Но я была слишком голодна, слишком обессилена, слишком напугана.

Чёрный швырнул меня на пол и небрежно прижал сапогом.

– Тафа, приготовь клетку и разогрей печь.

Та, что в сером, кивнула. У неё были усталые глаза. Я свернулась клубочком, обнимая лапками остатки хвоста. Смотреть, что они делают, не хотелось.

– Ты бы всё равно долго не протянула, – снова насмешливо. – И, поверь, я всё-таки получу желаемое, когда найду твою мать.

Я спрятала мордочку в грязной шерсти. Вряд ли смерть будет быстрой, но что желанной – это точно. Я уже не отреагировала, когда меня снова сунули в клетку, и не осознала очередной насмешки от чёрного. Напоследок приоткрыла глаза, глядя в равнодушное синеватое пламя, и как будто на мгновение увидела в нём неведомые символы, понятные той части меня, что хранила магию.

А потом вдруг нечто громадное ворвалось в подвал, разгрызло в клочья тишину. Клыки у него были здоровенные, шкура толстая, и чёрный, который уже был готов сунуть клетку в очаг, просто-напросто её уронил.

– Ты?! – рявкнул он гневно.