Принцесса и Ястреб

– Это пройдет. Я предполагаю, что воздействие продлится около часа, но уже минут через двадцать должно стать легче. Я буду рядом. Я около недели наблюдала за мышами и хорошо изучила, как это работает. Окситоциновый антагонист резко снизил его количество, тем самым разблокировав выделение адренокортикотропного гормона и, как следствие, кортизола. Одновременно снизился уровень мелатонина, вазопрессина и серотонина, вызывая депрессию и тревожность. Амфетамин стимулировал выброс дофамина в количестве, вызывающем шизофренический страх, норадреналин сократил частоту сердечных сокращений…

Она все говорила и говорила непонятные слова, не давая ни на секунду задуматься, сконцентрироваться на своем состоянии, отвлекала его, и он был благодарен ей за это.

– Я вел себя как придурок, верно?

Девушка слабо улыбнулась:

– Точно. Уже второй раз. Ваша матушка не учила вас не совать в рот всякую гадость?

Ему даже удалось рассмеяться.

– Я беру пример с тебя.

Шелена посерьезнела:

– Не стоит. Риск – часть моей работы и я готова к нему. Но вы… вы поступили действительно безрассудно.

А потом добавила.

– Я не думала, что вы на такое способны.

– Ты решила, что я зануда?

– Нет. Я решила, что у вас нет сердца.

– У меня есть сердце.

– Знаю.

– Я не должен был предлагать тебе тот дурацкий контракт.

– Да. Не должны были.

– Поцелуй меня.

Она долго молчала, глядя на него, а потом поднялась. Он решил, что сейчас она уйдет и оставит его сходить с ума в темноте, но она сняла халат, а потом села к нему на колени верхом. Наклонившись к его лицу, коснулась своим ртом его рта, обвела пальцем. Облизала нижнюю губу, легонько потянула на себя. Он замер, боясь спугнуть, закрыл глаза, доверившись ей. Она провела языком вдоль линии зубов, боязливо скользнула глубже. Он ответил ей, вошел в ее рот, вернулся к губам, обхватив их своими, лаская языком.

Его руки вдруг ожили, и он обнял ее за талию, провел по спине, просунул ладони под пояс штанов, не переставая целовать щеки, шею, спускаясь ниже, к груди. Соски девушки торчали, и он обхватил один губами прямо через ткань блузки, втянул в себя, стал сосать, как если бы был младенцем. Вот только она не была его матерью. К счастью.

Вернувшись к ее лицу, он прошептал в раскрытые губы:

– Попробуем еще раз?

Подхватив девушку на руки – чтобы не сбежала – он понес ее через спящий дворец в свою спальню, на заботясь о том, что их могут увидеть, не прекращая поцелуи, не давая времени опомниться и передумать. 22Сегодня не сбежишь. Раскрыв ногой дверь, вошел в свою комнату, опустил на широкую кровать. Сначала разделся сам: камзол, рубашка, брюки – это было быстро. Ее раздевал не торопясь, разворачивая медленно, как подарок, который давно ждал: аккуратно, пуговка за пуговкой, расстегнул белую блузку, мимолетно накрыв ладонями маленькие груди: как раз по руке, потянул вниз юбку, снял туфли, провел большим пальцем по своду стопы.

Когда он взялся за трусики, она инстинктивно прикрылась ладонями, и он начал целовать внутреннюю сторону бедер, а почувствовав, что мышцы расслабились, осторожно убрал сомкнутые руки, разведя в стороны и удерживая своими. Скользнув языком в ямочку пупка, поцеловал живот, спустился по нежной дорожке ниже, покрывая каждый шаг поцелуями. Она была уже мокрой, блестящей, готовой и он начал целовать ее внутри так, как мгновения ранее целовал губы: посасывая, втягивая и облизывая. Девушка не произносила ни звука, но ее ноги дрожали мелкой дрожью, и он знал, что делает все правильно. Не пуская ее на пик наслаждения, стал возвращаться вверх: живот, дорожка к груди, напряженные соски, пульсирующая шея, пересохший рот. Он лег на нее всем весом: тело к телу, руки и ноги переплетены. Прижал член к узкому входу, медленными толчками раскрывая ее, вбирая в себя. Глаза девушки, до того закрытые, открылись, расширились от боли и тяжести, она не кричала, изо всех сил сомкнув губы, но пальцы на ее ногах судорожно поджались, а ногти царапали ему руки, на лбу и висках бисером выступил пот. Ему хотелось ускориться, ломиться сильнее, быстрее, вдавливать в себя раз за разом, чувствуя, как рвется нежная ткань, и он нарочито замедлялся, обостряя ощущения до предела. Войдя на всю глубину, заставил себя остановиться, вернуться к ней, потерявшейся и растерзанной.

– Больно? – голос был чужим, низким, хриплым, он не сразу вспомнил, как им пользоваться.

Она помотала головой: нет.

– Наверное, поэтому ты сейчас прокусишь себе губу до крови?

Он потрогал пальцем уголок чувствительного рта, обвел по линии губ, поглаживая, успокаивая, без слов говоря: я рядом, ты не одна.

– Открой.

Она не послушалась, и он взял ее рот в свой, смачивая влагой, с нажимом раскрыл, проталкивая язык: неглубоко, но уверенно. Из ее горла вырвался давно сдерживаемый вдох.

– Уже все? Отпусти меня.

Он улыбнулся, поцеловал краешки губ:

– Нет. Это так не работает.

Он начал двигаться, не широко, щадя ее, но ее лицо снова стало напряженным, замкнутым.

– Больно.

– Да. Не все время.

– Когда двигаюсь?

Она кивнула, и он снова замер.

– А так?

– Как будто хочу спать.

Ему стало смешно. Хорош любовник-то!

– Спать?