Принцесса и Ястреб

И сейчас он изумленно признавался себе, что хочет ее еще раз.

С Шеленой ему не нужно было притворяться. Она видела насквозь его черное, высохшее сердце, никогда в ее отвращении не было лживого притворства, ни разу она не посмотрела на него добрее, чем на кусок дерьма, прилипшего к подошве. И все равно текла от его прикосновений.

Отбрасывая прочь все те искусственные, никогда не требующиеся мужчинам примочки в виде ласк, нежностей и поцелуев, так ожидаемых дамами и которые необходимо выполнять, поддерживая репутацию искусного любовника, с ней он мог быть тем, кем был: диким Вороном, опасным хищником, убийцей и насильником.

Ирония была в том, что последний раз он испытывал такое только с Каем и, после недолгого размышления Габирэль склонился к выводу, что такая месть гораздо изящнее той, что он задумал изначально.

Трахать девчонку, которую трахает он, слизывать его пот, запах, вкус с ее сосков, вагины, наполнять ее собой, чтобы Кай, целуя ее, на самом деле ласкал его…

Это было прекрасно.

Глава 18.

– Я знаю, про что будет следующая книга.

Хавьер читал, сидя на диване. Я села рядом, потом, подумав, легла, положив голову ему на колени. Он начал перебирать мне волосы, и я закрыла глаза, наслаждаясь.

– Правда? – даже не видя его лица было слышно, что он улыбается.

– Правда.

– И она будет про…

– Про меня. Нас. Как мы встретились, расстались, не зная, что уже нашли того, кто нам нужен, наконец-то познакомились, жили долго и счастливо, родили детей, развелись и снова влюбились.

– Я бы почитал.

– Но это не все.

– Знаю.

– Я напишу про Лукаса.

– Правильно. И про Майка напишешь?

– И про Майка.

– Я не обижусь, если ты про него не будешь писать.

– Я напишу.

– Так уж и быть. Но не смей выставлять его хорошим парнем.

– Не буду.

– Герой должен быть только один.

– Несомненно.

– Вот и славно. А что с нашими ребятами? У них же все будет хорошо?

Я пожала плечами.

– Не знаю. Они сами принимают решения, я все лишь записываю.

– Так-то оно так, но я волнуюсь за счастливый финал. Твоя героиня совершает глупость за глупостью.

– Все мы совершаем глупости, и они заводят нас в места, из которых трудно вернуться обратно.

– Это всего лишь сказка, Ева.

– Я всегда больше любила те сказки, которые похожи на жизнь.

Хавьер пропустил завиток волос сквозь пальцы, а я, поднявшись и сев так, чтобы было удобно вскочить, добавила:

– Но я не поняла, кого ты имел ввиду, когда говорил про главного героя моего романа…

Лицо Хавьера исказилось от смеха.

– Ах, не поняла она… Ну, perrita, берегись.

И я побежала, и он побежал за мной.

Дама червей

Страшно осознавать, как быстро все стало привычным.

Ворон приходил, когда хотел, брал меня, как хотел и исчезал, оставляя растерзанными душу и тело.

Не хочу оправдывать себя и притворяться невинной жертвой: одно слово Ястребу, и я была бы свободна в следующее же мгновение. Но я молчала. Ненавидя себя и его, в действительности ждала его прихода, страшилась и предвкушала этот момент.

Он поднимал все черное в моем сердце наружу, показал, как сладостна может быть слабость.

В физической невозможности сопротивляться ему таилась истинная свобода: он делал со мной ужасные, постыдные вещи и я всегда оправдывала себя тем, что никак не могла ему помешать, в действительности получая от этого насилия удовольствие.

Он никогда не спрашивал моего согласия. Его не волновало, страшно ли мне, хочу ли я так, удобно мне или больно. И это раскрепощало. Зная, что ему плевать, гораздо проще было потеряться в океане чувств, чем когда я была с Ястребом, который всегда заботился обо мне. Я знала, что предаю Кая, что когда он узнает – а у меня не было сомнений в том, что он узнает, то никогда не простит меня, а может, даже убьет.

Я была готова к этому. Внутренне мечтая быть раскрытой и наказанной, я совершенно не пряталась. Наверное, я должна была мучиться сознанием вины, но ощущала внутреннюю раскованность, как будто все предохранители перегорели и мне остается только мчать вперед на предельной скорости, зная, что обрыв скоро и я не успею остановиться.

Никогда до я не была так прекрасна. Я чувствовала, что влеку к себе взгляды, знала, что стоит щелкнуть пальцем – и любой, на кого я укажу, будет лизать мои колени. Иногда, на границе ночи и утра, глядя на спящего рядом Ястреба, меня душил ужас того, что я творю, во что я превращаюсь, и тогда я шла в лабораторию и смешивала себе очередное лекарство? яд? наркотик? – и все сомнения отпускали меня и я снова была готова быть собой.

В те дни помешательства я особенно остро понимала, как же совершенен Ястреб. Сравнивая двух мужчин, меня всегда поражало то, как тонко они идут по разным граням лезвия. Жесткий – и жестокий, властный – и дикий, страстный – и необузданный, справедливый – и нетерпимый, яростный – и безумный.