– Им надоест. Они маленькие.
– Им десять. И до сих пор не надоело.
– Я против.
– Вынесем на семейное голосование?
– Ни за что. Я налагаю вето. Закрыли вопрос.
– Нет, открыли вопрос. Ева, ты даже не хочешь выслушать наши аргументы.
– Они тебя подкупили? Сказали, что будут любить тебя больше?
– Они и так меня любят больше. Не завидуй.
– Это две огромные собаки.
– Бигли, дорогая, это бигли, а не сенбернары. Всего 35 см в холке.
– У нас тут нет леса, им будет скучно.
– У нас огромное побережье и мне жаль тебя, если ты не можешь привести возражения получше.
– Это огромная ответственность.
– Я клянусь, что мы все возьмем на себя.
– Это пыль, шерсть и грязь в доме.
– Можно подумать, в доме, в котором живут двое десятилетних детей, когда-нибудь бывает чисто.
– Это расцарапанные диваны…
– Наденем чехлы.
– … съеденные балетки от Джимми Шу, обгрызенная сумочка Шанель и корешки моих любимых романов!
– Это прекрасный способ наконец-то научиться складывать свои вещи сразу на место…
– Я тебя ненавижу
– Я давно это знаю.
– Вы нагло пользуетесь тем, что я не видела детей уже 9 недель, и нахожусь в сентиментальном настроении.
– Не без этого.
– Хорошо.
– Что?
– Я согласна.
– Я не верю.
– Ладно, я пошутила.
– Нет, стой. Ты серьезно?
– Да, Хавьер. Я сто раз еще пожалею, но я серьезно. Я не хочу быть той, из-за кого у моих детей разрушится первая привязанность. Давай возьмем этих собак.
– Я тебя люблю.
– Вспомни это, когда я буду орать на вас всех, потому что эти исчадия ада подавились моим бирюзовым шарфиком от Гермес.
– Но согласись, только ты будешь виновата в том, что твой шарфик валялся…
– Ты уверен, что хочешь закончить это предложение?
– Нет, дорогая. Определенно, нет.
Дама червей
Наша с Вороном страсть угасла почти сразу. Оказалось, что Кай в ней был самым важным ингредиентом, и, убрав его, мы скоро поняли, что все так же остаемся тем, кем были: двумя совершенно разными людьми, не уважающими друг друга.
Нам не о чем было говорить.
Наши жизненные цели шли вразрез. Не уверена, что у Ворона вообще были жизненные цели. Он или пил, или пил, или пил. Уходил, когда хотел, не ставя меня в известность, возвращался порой через час, порой через день. От него пахло чужими духами – не всегда женскими. Мне и в голову не приходило устроить ему сцену ревности. Дикое влечение, ореол тайны, окутывающий Габирэля, при ближайшем рассмотрении развеялся как пары угарного газа, отравляя кровь.
Почему я не уходила?
Не потому же, в самом деле, что мне некуда было идти.
Я рассуждаю сейчас, как человек, который смотрит на все со стороны, спустя долгое время после произошедшего. Как здоровый человек.
Но тогда я не была здорова.
Расшатав свою психику до шизофренических качелей, я не нашла выхода лучше, чем подсесть на собственные наркотики. Это началось уже давно, с момента той ужасной ночной сцены в лаборатории. Так просто оказалось поощрить свой мозг, выдав ему недостающую дозу дофамина и серотонина. Сначала мне хватало надолго. Но, оказавшись с Вороном один на один, очень быстро мне стало требоваться больше и больше.
Наплевав на гордость и на возможность наткнуться на презрительный взгляд Ястреба, я продолжала ходить в лабораторию, решив для себя, что не уйду, пока меня не вышвырнут. И жизнь с Габирэлем давала мне прекрасную возможность быть рядом с местом, приносившем мне мгновения отдохновения.
С каждым днем я все больше и больше напоминала безумного ученого, работающего сутки напролет без сна, еды и отдыха. Мой мозг работал на пределе, прекрасные формулы являлись мне наяву, сверкая своими упругими серебристыми переливающимися боками и мне оставалось только взять их и перенести в тетрадь, такими ясными они были. Я снова начала испытывать все на себе минуя мышей – наверное, подсознательно мне хотелось, чтобы мой принц пришел и остановил меня – но он не приходил.
Только тогда я осознала, насколько же была дурой, перепутав настоящее с мишурой, драгоценность с подделкой. Мне так не хватало Ястреба, его долгих пространных рассуждений о государственных делах, его тяжелого тела по ночам в постели. Смеха. Проходя мимо зеркала, я словила замкнутое, высокомерное неулыбчивое лицо и не сразу узнала себя. Я любила раньше смеяться – но вместе с моей честью я принесла в жертву и свой смех.
Я не хотела ничего вернуть обратно – мне хватало ума даже не фантазировать о том, как мы с Каем случайно встретимся в коридоре и помиримся. Предав его доверие, я стала для него не чище грязной лужи, сальным пятном на памяти. Я заслужила все это сполна. Но все равно беспокоилась за него.
В королевстве становилось все более и более неспокойно, новый лидер Соколов был настроен агрессивно и призывал молодежь к революции. Тут и там вспыхивали бунты, ни один не обходился без жертв и кровопролития. И Ястреб всегда был в гуще события. Пренебрегая бронированным защищенным автомобилем, он везде показывался на своем белоснежном коне, устаревшем атрибуте древнего славного прошлого, символе аристократии – выпячивал себя, словно говоря народу: посмотрите на меня. Посмотрите на них – кому вы доверитесь скорее?
Я гордилась им.