Виола невольно отыскала глазами черную кляксу среди желтоватых крыш. «Слава богу, что Бьорн тогда не погиб в огне… Но я все равно его потеряла…»
Он стоял рядом и тоже смотрел на пепелище. В холодном воздухе разливалась напряженная тишина, в которой Виола слышала учащенное биение своего сердца.
— Бьорн!
— Виола!
Они одновременно повернулись друг к другу. В следующий момент сильные руки заключили ее в объятия, пылающие губы смяли рот жарким поцелуем.
У нее подкосились ноги. Виола со стоном прижалась к возлюбленному, и почувствовала, как сильно он хочет ее…
— Нет! — Бьорн вдруг отпрянул, резко отталкивая ее. — Не надо!
Виола ощутила себя странником, бредущим по пустыне, у которого отнимают последние капли воды.
— Но почему? — чуть не плача выпалила она.
Бьорн облокотился на парапет и устремил взгляд на туманные горы. Он тяжело дышал, на лбу выступила испарина.
— Ты же знаешь, еще чуть-чуть, и я не смогу остановиться. Нужно все это прекратить. Я должен заботиться о жене.
Слезы ручьями потекли из ее глаз.
— А как же я? — всхлипнула Виола. — Я ведь люблю тебя! Ты же обещал…
Бьорн шумно сглотнул, повернулся, и порывисто притянул ее к груди.
— Прости, любимая. — Он лихорадочно гладил ее по спине и волосам. — Солнце мое, принцесса… Если бы я только знал…
Она плакала, уткнувшись носом в его рубаху, постепенно намокающую от ее слез. Было так больно, что хотелось умереть. Спрыгнуть с крыши и разом со всем покончить. Только объятия Бьорна и удерживали ее сейчас от этого рокового шага.
Виола не знала, как долго они простояли в обнимку. Рыдания понемногу утихли, сменившись пустотой и жжением в груди. Подняв голову, она увидела, что глаза Бьорна покраснели, а по щеке тянется блестящая мокрая дорожка.
Она осторожно провела по ней кончиком пальца. Бьорн поймал ее ладонь и поцеловал.
— Ты решил остаться с ней? — спросила Виола.
Он тяжело вздохнул.
— Да. Я должен — это моя жена.
— Ты бросаешь меня?
Бьорн стиснул зубы и на его скулах резко заиграли желваки.
— Я бы никогда этого не сделал, Виола, — тихо проговорил он. — Я бы жизнь отдал ради тебя. Но я не могу предать ее. Просто не могу.
Виола набрала побольше воздуха в грудь.
— Я согласна быть твоей любовницей, — выпалила она. — Мы можем встречаться тайно. Клянусь, твоя жена ничего не узнает…
Бьорн прижал палец к ее губам.
— Пожалуйста, не надо, — он умоляюще поднял брови. — Я не хочу обманывать Альвейг и не хочу делать больно тебе. А тебе будет больно. Гораздо больнее, чем теперь. Ты не из тех женщин, кто может делить мужчину с кем-то еще. Ты возненавидишь меня, и себя заодно. Лучше прекратить это сейчас, пока мы еще не успели окончательно друг к другу прикипеть.
— Так значит, ты меня бросаешь…
— Виола…
Она с размаху ударила его по щеке.
— Ненавижу!
Бьорн не шелохнулся, не попытался уклониться или остановить ее. Горе затуманило ей разум, и Виола принялась отчаянно хлестать его по лицу.
— Скотина! Сволочь! Проклятый хейд! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу тебя!
Он так и продолжал терпеливо сносить ее удары, и лишь когда рука загорелась огнем, Виола пришла в себя. Увидев багровые отпечатки на щеке возлюбленного, она зарыдала в голос.
— Прости! — в ужасе от содеянного, она дрожащими пальцами дотронулась до пылающих следов.
Бьорн притянул ее к себе. Она зарылась носом в его тунику, и без того уже насквозь промокшую от ее слез.
— И что теперь? — спросила она, когда плач немного утих.
— Я попрошу Рагнара отвезти тебя домой.
— Ты меня гонишь?
Тяжелый вздох с шумом вырвался из его груди.
— Так будет лучше для всех, — глухо выдавил Бьорн.
Глава 39
Дни сливались в сплошное серое марево. Виола часами напролет лежала в кровати, безучастно отвернувшись к стене. Ни уговоры Матильды, ни увещевания Рагнара не могли вернуть ее к жизни. Она ощущала себя словно дерево, выжженное изнутри. Как будто от нее осталась лишь черная оболочка, а в сердцевине вместо души царит истлевшая пустота.
С Бьорном она больше не виделась. К чему сыпать соль на раны? Он твердо решил остаться с женой, и даже не захотел принять Виолу в качестве любовницы. Но может оно и к лучшему? Как долго бы она выдержала роль собачонки, подбирающей крохи с барского стола? И пусть сейчас ей невыносимо больно, но хотя бы удалось сохранить остатки достоинства.
На исходе третьего дня, когда Рагнар вернулся домой, двое стражников с явным трудом втащили за ним окованный железом ларь.
— Что это? — поинтересовалась Матильда.
Виола подняла голову от тарелки с кашей. Есть совсем не хотелось: в последнее время ее воротило от любой еды.
— Дары. — Рагнар откинул тяжелую крышку.
Недра сундука тускло блеснули серебром. Гуннар и Гисла тут же подбежали к ларю и с любопытством заглянули внутрь.
— Ух ты! Как красиво! Это все нам? — защебетали они.
— «Это все нам!» — передразнил их Рагнар. — Ишь, размечтались окаянные! Это для Виолы и ее отца.
— Что? — Виола недоуменно сдвинула брови. — Для меня и моего отца?
— Ну да. Завтра мы с тобой отправляемся в Ангалонию, и Бьорн дарит тебе… ну, серебро там, меха.
Непрошенные слезы заструились из глаз и закапали на тарелку.