Принцесса и портной (СИ)

И Ганс работал, как проклятый! От утренней зари и до поздней ночи, когда темноту разгонял лишь слабый огонёк сальной свечи. Благо работы всегда было с избытком: на юной принцессе Иветте сшитые платья и туфли «сгорали» за пару дней, максимум за неделю.

До появления Ганса мастерская в буквальном смысле захлёбывалась под валом протёртых на локтях, продырявленных шпагой или залитых вином рубашек; выгоревших на солнце, с оборванными пуговицами или кружевом пурпуэнов и прожжённых драконьим дыханием шосс.

Принцесса жила свободно и ни в чём себе не отказывала.

И диво, насколько была хороша!

Когда она впервые появилась в мастерской, комнату словно озарило присутствие ангела. Принцесса на вид была тонкой и хрупкой, её белокурые локоны крупными волнами струились до плеч, а глаза глубиной и цветом соперничали с сапфирами на королевской короне.

Правда, потом она открыла рот, и на голову главного портного посыпались такие едкие, язвительные замечания, будто их нашёптывали на ушко принцессы сами черти. Но всё равно, видеть, как с лица чванливого старика стирается привычная усмешка, было приятно.

Ганс едва сумел удержать улыбку.

В мастерской Ганс неоднократно слышал, как ворчали портные на принцессу, осуждая за пренебрежение к их труду и ношение мужского платья, но вот, что удивительно. Он ни капли на неё не злился, хотя именно ему доставался ворох испорченной одежды вместе с нелёгким делом из трёх приконченных рубашек собрать хотя бы одну целую.

Странным образом чужое осуждение их роднило.

Ведь она, как и он, была для всего мира изгоем: непринятая родными, отвергнутая обществом. Ей, как и ему, приходилось прямее держать спину и выше поднимать голову. И не слушать дураков, которым, конечно же, лучше было знать, что им следует делать в жизни и как.

Ганс сам не заметил, как влюбился в принцессу.

Он распарывал и перешивал шоссы в укороченные чулки, а про себя думал, как крепко и нежно, точно в объятьях с любимой, шёлк обтянет длинные стройные ножки. Нашивал на вырез рубашки кружева и представлял, как красиво будет смотреться в их обрамлении тонкая, будто точёная шея. И от этих мыслей на губах блуждала мечтательная улыбка.

Но однажды принцесса ворвалась в мастерскую, и в комнате запахло грозой. Она швырнула в главного портного рубашкой и тихо спросила:

— Кто её сшил?

Все уставились на Ганса, и юноша, растерявшись, замер. Никогда ещё его ангел не выглядел так прекрасно и вместе с тем грозно. Растрёпанная и свежая, с ярким румянцем на щеках, принцесса являла собой картину, которою можно было назвать «за секунду до…» чего-нибудь катастрофически ужасного.

Ганс не успел додумать до чего именно, потому что принцесса приказала:

— Покажи руки.

Отложив шитьё, он показал ей обе ладони. Принцесса хмыкнула и, обратившись к главному портному, повелела:

— С этого дня одежду для меня будет шить он.

Сказала — и вышла. И только предгрозовая свежесть, оставшаяся висеть в воздухе, напоминала о её появлении.

— Опять летала на драконе, — неодобрительно произнёс главный портной и цокнул языком. — Как будет детей потом рожать? Дурёха! — а затем зыркнул на Ганса и вдруг как рявкнет: — Всё слышал! Жизни тебе с этого дня не видать! Парни, отдайте ему одежду принцессы.

Признаться, Ганс только в этот момент и очнулся. С ним определённо творилось что-то странное. Сердце колотилось в горле и висках, на лбу выступила испарина, щёки горели, по всему телу разлилась предательская слабость.

Может, он заболел?

Но стоило Гансу опустить взгляд на свои руки, как все симптомы болезни исчезли, а на их место пришла грусть. Все пальцы были в шишках, кровоточили ранки от уколов иголок, на ладонях — потёртости и мозоли, а кожа — шершавая и грубая. Разве эти руки хотя бы отдалённо напоминали холёные, затянутые в шёлк перчаток руки аристократа?

Конечно же, нет.

О чём он, вообще, думает? На что смеет надеяться? Радуется, как дурак, что его заметили и выделили среди других, но…

Не в положении Ганса было мечтать даже о девушке своего уровня. Куда уж там о принцессе!

Даже если он заработает денег…

Даже если поправит дела в поместье…

Даже если раздаст накопившиеся долги…

Всё ещё оставались сёстры, которых нужно было выдать замуж, а значит — дать за ними богатое приданое. Вот и получалось, что либо он ищет невесту себе, либо женихов им. Либо — либо.

Сделать счастливыми всех даже в самых смелых мечтах у Ганса не получалось.

После прихода принцессы дни потекли похожие друг на друга. Ганс шил, не разгибая спины и не поднимая головы от строчки стежков, потому что работу, которую раньше делили между собой портные, теперь приходилось выполнять ему одному.

В какой-то момент Гансу стало казаться, что он не выдержит, умрёт за работой: он засыпал с шитьём в руках на два, максимум на три часа, и просыпался с ним же, а корзины с одеждой только множились.

Большим башенным колоколом, гулко и низко, звенела голова, глаза покраснели и немилосердно чесались, в спине хрустела каждая косточка — и всё-таки юноша не прекращал улыбаться и каждый стежок делал на совесть.

Ведь сшитую его руками одежду носила принцесса.