Просто сидеть — вот и всё, что она сейчас могла. Сидеть и желать, чтобы всё это оказалось сном.
***
Недалеко от Чёртового излома река сворачивала, за что и получила своё название — Серп; её русло тут сужалось, топкий берег гнулся мысом. Местами его захламлял бурелом, и засыхающие ветви уныло глядели в воду.
Ночами здесь бурлила жизнь: древесные лягушки — ночные хозяева берега — оглашали мелководье частым кваканьем, речной рак выползал из норы в поисках червей. Чуть дальше трапезничала выдра: грызла рыбу, зажав её в коротких лапах. Утром сюда налетит вороньё и, если повезёт, получит остатки ужина — рыбью голову и хвост.
Но этой ночью речным обитателям суждено было прервать свои дела.
Они встрепенулись, объятые ужасом — все как один: кинулись врассыпную лягушки, пополз к воде рак, и даже выдра не закончила пиршество — бросив рыбу, заспешила в нору. И в абсолютной, острой как нож и холодной, как лик мертвеца тишине, из реки вышла женщина.
Её волосы мокрыми космами расползлись по плечам, глаза сверкали турмалиновым блеском. С порванной одежды текла вода, мешаясь с кровью, левая рука повисла плетью. Одна нога едва волочилась, подбородок сдвинулся вправо под натиском сломанной челюсти.
Но женщина шла.
Дойдя до берега, она упала на тростник и захохотала.
Потом достала из кармана флакон.
В нём была тёмная жидкость; женщина откупорила его, выпила содержимое и стала корчиться. Ломая тростник, она вопила громче сирен, водившихся (если верить легендам) на севере королевства. Вопли разнеслись так далеко, что вся окрестная живность замерла в страхе, а уснувшая к тому времени Найви застонала во сне: ей снилось, как нечто бесформенное тянет к ней руку, а сама она стоит у бездонной, уходящей в само загробье пропасти.
Потом женщина вновь стала хохотать. Невыносимая боль отступала; кости срастались, раны затягивались.
Опустевший флакон был отброшен прочь. Последние капли окропили тростник, который вскоре зажухнет. И больше там не вырастит ничего.
Лёжа на спине, женщина глядела на звёзды.
Она чуяла смерть, как волк чует овцу, а потому знала: под Чёртовым изломом погибли два её спутника (если не считать коней), но бывший пленник уцелел — как и девчонка с ярмарки.
Девчонка с ярмарки…
Женщине вспомнился её взгляд. В нём был не только страх, но и что-то ещё… что-то очень нехорошее.
Что-то, похожее на узнавание.
Но женщина терзаться этим не стала — мало ли что взбрело в головы лошадям. А у девчонки был шок, потому что та увидела драку. При таком зрелище нежным особам свойственно таращить глаза.
Женщина опять хихикнула: происходящее вдруг стало казаться забавным.
Она переждёт. Ей нужны всего лишь сутки, чтобы исцелиться. Всю ночь и весь день она будет лежать, а потом займётся делом.
Рука зашарила в кармане, куда перед дракой с мальчишкой она кое-что положила.
Женщина вытянула руку — и на фоне луны затрепетали два волоска.
Глава 4. Костёр и боль
I
Проснулась Найви от холода.
Сразу навалились воспоминания — ловчие, Аклан, Чёртов излом… Зябко ёжась, она теряла надежду, что ей это приснилось; настоящего сна Найви не помнила, но он точно был жутким. Наверное, и хорошо, что он забылся.
Вокруг был туман. Выползшее из-за холмов солнце казалось белым пятном, бесцельно повисшим в мутной дымке. Где-то в ветвях кричала сорока.
Найви нашла взглядом мальчишку: раздевшись до пояса (с ума сошёл — холодно ведь!), тот мылся у ручья. Несколько секунд Найви неосознанно его разглядывала, про себя отмечая, что он сильный… худой, но жилистый, с хорошо развитыми мышцами. «Может, он был подмастерьем у кузнеца? — подумала Найви. — Хотя на подмастерья он вроде бы не похож…»
Она тоже пошла к воде и умылась. Щёку защипало — оказалось, вчера её оцарапало веткой. Найви пригляделась к своему отражению и, ничего толком не разобрав, сделала несколько глотков.
«Платок, — вспыхнуло в голове. — На дереве я потеряла платок».
И всё же холодная вода улучшила её настроение — чего нельзя было сказать о мальчишке:
— Ты громче ходить не можешь? — пробурчал он, снимая с ветки рубаху.
— Могу, — откликнулась Найви. — Но не хочу.
— Свалилась на мою голову…
— И тебе доброе утро.
Мальчишка облачился в испачканную кровью одежду. Понимая, что первым он своё имя не назовёт, Найви решилась представиться:
— Меня зовут Найви.
— Айвэн… — глухо прозвучало в ответ.
Найви зачем-то кивнула… и невольно подумала, что имя у него красивое.
С минуту она размышляла, как теперь быть. Вчерашняя хандра ушла, подтвердив старую пословицу: «Даже хмурое утро находчивей звёздной ночи». Вот и у Найви сразу возникла идея.