Принцесса Ямакидзу

Тимофей Гермогенович попрощался, пояснив, что обещал Кире сходить с ней в аквапарк, и пошёл будить её. Машинально набрасывая идиллически удаляющихся деда и внучку, Архипов заметил, что Кира отвечает Тимофею Гермогеновичу на плохо различимый вопрос — что-то про температуру воды — не словами, а витиеватыми жестами. «Она не чахоточная — она немая! — понял Архипов. — Вот отчего грустит старик!»

Прослонявшись по пляжу до полудня и затем уступив всю пачку распечаток — за вычетом использованных для брульонов — по цене одной какому-то мрачному юноше, Архипов возвратился в квартиру, чтобы выбрать из своих сангин и пастелей самые, на его взгляд, выдающиеся. Не все из них он привёз с собой на бумаге — многие пришлось взять из лапинской коллекции, а ещё несколько — скачать с собственного сайта.

Затем он решил прибраться — выкинуть изобразительный мусор, скопившийся за две недели курортной жизни и состоящий в основном из морских видов и незамысловатых нюшек. «А ведь это идея!» — громко сказал он, старательно разрывая утренний фломастерный набросок рыжеволосой синеглазки, рыдающей в объятиях похотливых тентаклей.

Через пару часов портрет Киры был готов. Архипов изобразил её в чёрном фестончатом платье, чёрных гольфах и чёрных же ботильонах, держащую двухлитровую банку с огромным асимметрично раскрашенным махаоном. Наконец-то найденный образ — безотрадный, но при этом отнюдь не траурный — слегка искажали беспросветные ультрамодерновые очки на пол-лица — Архипов не разглядел черт Киры, оставлять же пустой овал или рисовать анимешное общее место он не захотел. «А всё-таки чего-то не хватает, — с лёгким неудовольствием подумал он, — какой-то малозаметной, но ключевой детальки… Клыки ей, что ли, подрисовать?» Но времени на эксперименты не оставалось — пора было идти.

Встретили его радушно. В гостиной безостановочно озирался напольный вентилятор. Тимофей Гермогенович поставил на стол кувшин с чаем и стакан со льдом, Кира внесла тарелку с эклерами. Не обедавший Архипов поблагодарил и угостился. Допивая чай, пахнущий лимоном и мятой, он вдруг заметил, что сама Кира осталась совершенно равнодушной к пирожным. Странно, удивился Архипов, я думал, что дети любят сладкое… Он догадался, что эклеры были начинены снотворным. Сейчас я потеряю сознание и очнусь в тот самый момент, когда бледная как смерть вечно юная вампирша вопьётся мне в шею, жизнерадостно подумал Архипов. Сюжет манги обещал быть банальным, но захватывающим.

— Мне бы руки помыть, — сказал он, растопыривая испачканные кремом пальцы.

— Кира, проводи нашего гостя в ванную, — отозвался Тимофей Гермогенович.

Когда Архипов вернулся, началась его выставка. Старик аккуратно перебирал листы, Кира стояла за его плечом и тоже смотрела очень внимательно. Картинки ей понравились, особенно эскизы на тему «Властелина Колец» — увидев портрет Галадриэли, какой её представил Архипов (пасмурный взгляд и солнечная улыбка, твёрдость и хрупкость закалённой стали), Кира постучала по спине Тимофея Гермогеновича, и когда тот обернулся, сделала несколько робких жестикуляций.

— Она спрашивает, не могли бы вы нарисовать её такой же красивой, как эта дама, — перевёл Тимофей Гермогенович.

— Да без проблем, — ответил ему Архипов.

Кира счастливо улыбнулась, и Архипов со стыдом вспомнил, что немота вовсе не обязательно означает глухоту.

— Если хочешь, приходи ко мне завтра, — неуклюже сказал он и поспешно обратился к старику: — Ну и вы тоже, конечно…

— Хорошо, — ответил Тимофей Гермогенович на очередной беззвучный вопрос.

Договорившись насчёт визита, перешли к рассмотренным работам. Архипову было посоветовано поэкспериментировать с обратной перспективой и не злоупотреблять иератизмом, после чего беседа сделалась несколько менее предметной: заговорили о сфумато и кьяроскуро, о шатировке и растушёвке, о гризайли и монотипии…

Кира в разговоре участия не принимала, но слушала с прилежным интересом. Архипов то и дело поглядывал на её лицо и вскоре выучил его едва ли не наизусть. Я возьму своё там, где я увижу своё, чужими словами подумал он и проговорился:

— Всё-таки каждый творец — в каком-то смысле плагиатор, ворующий у Творца.

Тимофей Гермогенович посмотрел на Архипова так, словно не ожидал от него такого глубокомыслия, затем медленно произнёс:

— Вы совершенно правы. Я… — Он осёкся. Чувствовалось, что он хотел не просто согласиться с Архиповым, а доказать ему правоту его же слов на каком-то своём примере, но всё-таки сумел удержаться от излишних откровений.

В воздухе повисла гнетущая недосказанность — как если бы фортепианный дуэт резко прервал импровизацию. Архипов попытался всё-таки завершить мысль и начал рассуждать про фотографию, но вскоре сбился и был вынужден сменить тему. Это тоже не помогло — беседа расклеилась: Тимофей Гермогенович угрюмо задумался о том, о чём умолчал, и на реплики Архипова стал отвечать скупо и с запозданием.

Вскоре Архипов с разочарованием заметил, что прекратил быть интересным собеседнику.

— Ну, мне пора, — объявил он, деланно взглянув на часы.

Тимофей Гермогенович молча кивнул.