Результат ее бурной деятельности получился несколько хаотичным. На каждом листе треть написанного оказалась зачеркнутой, другая треть вписана мелкими буквами или вообще боком, а стрелочки, которыми принцесса пыталась указать порядок чтения, кажется, запутывали дело еще больше. Ну, что делать? Переписывать начисто у нее уже не было сил. Зато с первого взгляда ясно, что события были сложными! Принцесса сгребла бумаги в охапку, прижала их к груди и решительно направилась из своих апартаментов в комнаты отца. Ему предстояло трудное испытание.
Принцесса вышла в проход, соединяющий две жилые стороны королевского этажа в задней части здания, прошла мимо зева винтовой лестницы, кивнула охраннику и плечом отворила тяжелую дверь. Ей оставалось пересечь гардеробные комнаты королевской половины – это она проделала без проблем – и постучаться в опочивальню, тут возникли трудности. Принцесса уже занесла руку, но сквозь едва приоткрытую дверь услышала голоса. Один принадлежал королю, а второй баронессе Ольмине Моделар – частой гостье королевского замка. Они беседовали.
Принцессу стремительно охватило всепоглощающее любопытство, но понимая, что, скорее всего, потом придется писать: «В тот момент я поступила неправильно, но…», она преодолела порыв и двинула руку к двери.
– Сейчас она сидит у себя и пишет мне отчет о том, что с ней приключилось за год, – сказал король, когда костяшки пальцев уже практически коснулись дверной доски.
Принцесса успела разжать кулак и бесшумно опереться о дверь ладонью. Король и баронесса не просто беседовали, они беседовали о ней самой! Хотела бы принцесса посмотреть на того, кто в таких обстоятельствах смог бы себя заставить не подслушивать!
– Бедная девочка! – мягко сказала баронесса Моделар.
Принцесса вздернула брови.
– Думаешь, не стоило ее просить об этом?
– Конечно стоило. Это очень полезно, – судя по голосу, баронесса улыбалась. – Но от этого ничуть не легче – описать все так, чтобы понравиться и тебе, и себе одновременно.
Принцесса перекатила глаза слева направо. Неужели баронессу тоже заставляют писать отчеты? А иначе откуда она знает?
– Полагаешь, это чересчур? Я всегда старался научить ее размышлять. Смотреть на вещи с разных сторон.
– Это все знают. Но уверяю тебя, – продолжала баронесса ласково, – в некоторых случаях она была бы счастлива, если бы ты ее просто выпорол.
– О да! – чуть не закричала принцесса, но вовремя зажала рот ладонью.
Некоторые отцовские штучки она бы действительно с радостью обменяла на методы королевской кухарки, которая особенно неудачных служанок не стеснялась и полотенцем по спине отхлестать.
Например, когда отец запрещал принцессе идти на конюшню играть с мальчишками в конкон, то было ясно, что он тиран и самодур, и можно было пойти в свою комнату и беситься там от несправедливости. Или можно было сбежать через окно, наиграться вдоволь, а потом соврать, что бесилась в комнате, чувствуя себя при этом героем, сопротивляющимся тирану и самодуру. Никаких хлопот!
Но король почти никогда ничего ей не запрещал! Он кратко, но весомо объяснял, почему, с его точки зрения, принцессе не стоит в данный момент играть в конкон на конюшне, после чего предлагал ей решать самой. И это превращало жизнь принцессы в кошмарный ужас! Если она оставалась в комнате, то чувствовала себя тираном и самодуром, от которого не сбежишь! А если шла на конюшню – то просто дурой, потому что объяснения отца всегда, как назло, оказывались довольно обстоятельными и разумными. Попробуй выбери!
– Я пытался научить ее принимать самостоятельные решения, – попытался объяснить король.
– У тебя получилось! – похвалила его баронесса. – Но ты же не думал, что все ее решения тебе понравятся?
– Это действительно трудный момент, – усмехнулся король. – Некоторые ее поступки приводят меня в ужас.
– Это не имеет отношения к качеству решений. Ты просто волнуешься за нее.
– Наверное, – король помолчал. – По большому счету я понимаю, что мне не в чем ее упрекнуть. Хотя в некоторых случаях я бы поступил по-другому.
Принцесса посмотрела на прижатые к животу листы многострадального отчета. Похоже, отец прошел испытание, не прочитав ни строчки. Получалось, что он знал, что она напишет заранее! Это было не очень-то честно!
– Было бы странно, если бы старый бородатый монарх и юная девушка с южным темпераментом поступали одинаково, – сказала баронесса.
– Признаюсь, иногда очень хочется приковать ее за ногу к стене. Было бы спокойнее.
– Она любит и уважает тебя как раз потому, что ты этого не сделал.
– Да?
– Она тебя обожает!
Ого! Говорят, подслушивать плохо! А как еще о таком узнаешь?
– Только поэтому тебе удается заставить ее писать отчет, не приковывая к стене, – продолжала баронесса. – Иначе, поверь, она бы уже сбежала через окно.
Что-то баронесса слишком много о принцессе знает! Неужели она такая прозрачная и очевидная? Это было несколько досадно.
– Апельсин сладкий, – вдруг сказал король. – Сполосну руки. Польешь?