— Что там? — спросила Илона, отрывая голову от подушки.
— Мокрый, — ответила служанка, вынимая Михню из колыбели, чтобы перепеленать.
Он заплакал громче и не перестал даже тогда, когда мокрая пелёнка сменилась сухой, поэтому Илона вылезла из кровати, чтобы самой его укачивать:
— Ну, что ты, моя крошечка? Что ты плачешь? — ласково спрашивала она, держа сына на руках, а затем поцеловала в лоб, проверяя, не горячий ли.
— Может, отнести его кормилице? — с трудом подавляя зевоту, спросила служанка.
— Нет. С прошлого раза прошло мало времени. А то перекормим, — ответила госпожа, потому что за окнами было ещё очень темно, и значит, короткая летняя ночь едва ли дошла до середины. Если б забрезжил рассвет, Илона могла бы согласиться, что надо разбудить и кормилицу, но сейчас велела служанке погасить свечу и продолжать спать:
— Я сама его покачаю.
Михня, по счастью, капризничал не более получаса, а затем уснул, после чего мать аккуратно положила его в колыбель и вернулась к своей постели, но спать уже не могла. Некоторое время она молча сидела на краю кровати, задумчиво глядя то на колыбельку, едва видную в сумерках, то на тёмное пятно двери, видной на фоне светлых стен спальни.
Наконец Илона накинула халат и босиком, чтобы не стучать деревянными подошвами домашних шлёпанцев, вышла в коридор, а там, несмотря на темноту, довольно быстро нашла требуемую дверь — в мужнину спальню.
Как и ожидалось, было не заперто, а в спальне Влада в отличие от спальни Илоны, слуги не ночевали, поэтому казалось возможным прийти к нему без предупреждения.
Муж спал крепко. Его не разбудил звук открывающейся двери, которую у Илоны не получилось открыть бесшумно. И шорох шагов по полу, застеленному коврами, тоже не разбудил спящего Влада. А может, он только делал вид, что спит? Как тогда, во дворце минувшим ноябрём, когда ему пришлось ночевать в одной комнате с беременной супругой...
Стараясь в потёмках ни на что не наткнуться, Илона остановилась с той стороны кровати, куда было обращено лицо мужа, и, наклонившись, тихо позвала:
— Вла-ад.
Его голос был хриплым, как будто и впрямь спросонья:
— Что? Это ты? Что случилось?
— Ничего не случилось, — ответила Илона, присев на край кровати и погладив мужа по плечу. — Ничего кроме того, что я хочу побыть с тобой. Можно?
— Зачем? — спросил муж.
— Ну... как тебе сказать... — ответила жена, теперь погладив его по голове. Илона сознавала, что кокетничать у неё не получается, но всё равно продолжала своё: — Помнишь, когда-то давно ты говорил, что я в постели холодна, а я отвечала, что веду себя как положено католичке? Так вот я подумала, что вела себя чересчур холодно даже для католички, а теперь мне бы хотелось стать другой.
Влад сел на постели, стараясь стряхнуть с себя сон:
— Мы уже говорили об этом прежде. Тебе рано снова беременеть. Ты поступаешь безрассудно, но этому безрассудству я не буду потакать. Возвращайся к себе.
Илона вздохнула, но по-прежнему оставалась сидеть на краю его постели:
— Разумеется, я хотела бы, чтобы у меня были ещё дети, но сейчас я гораздо больше желаю, чтобы у меня был муж. Влад... — теперь она провела ладонью по его щеке. Горячая шершавая щека. И ничуть не колючая.
Супруг, мягко сжав запястье супруги, отстранил её руку от своего лица:
— Не нужно.
— Но почему? Если ты скоро уедешь, то, может, мы хоть напоследок...
— Иди к себе, — твёрдо повторил он. — Дорогу найдёшь или тебя проводить?
— Найду, не беспокойся, — обиженно ответила Илона, поднялась на ноги и пошла к выходу.
Ух, как же она злилась в эти мгновения! Ей было известно, что в мужниной спальне где-то на столике стоит кувшин, полный воды, чтобы утром умыться... Так вот Илоне вдруг страшно захотелось схватить этот кувшин и плеснуть водой со всего размаху на своего супруга, который снова улёгся спать! А пока он будет соображать, что случилось, и убирать мокрые пряди волос, прилипших к лицу, можно схватить полотенце, которое лежит там же, рядом с кувшином, и огреть несколько раз. «Думаешь, я не знаю, почему ты спать хочешь!? — воскликнула бы Илона. — Если по девкам ходить, так и супруга не нужна! Конечно! Все силы на них потратил! Изверг! Сколько ты ещё будешь мучить меня!? Супружеский долг, между прочим, это не только долг жены перед мужем, но и — мужа перед женой. А ты что делаешь, а? Весь город судачит об этом! Сколько ещё я должна выносить такой позор!? Отвечай!»
И всё же Илона сдержалась. Бить мужа полотенцем — это слишком. Влад бы терпеть не стал. Мог и сдачи дать. В лучшем случае — тем же самым полотенцем, отобранным у развоевавшейся супруги. А в худшем мог бы и оплеуху отвесить. Но следовало ли устраивать рукопашный бой со своим супругом так, как это делала Маргит со своим?
Проснувшись на следующее утро, Илона поняла, что не может обижаться на своего супруга. Конечно, он был прав. Но как же это казалось грустно: видеть мужа рядом, но вести себя так, как будто сейчас Великий пост!
Тем грустнее было собирать Влада в дорогу. Да и сам он не особенно радовался тому, что Матьяш выполняет своё обещание вернуть «кузену» трон.