— А сколько тебе понадобится денег? У нас ведь есть деньги. Не забывай: отец дал за меня хорошее приданое.
Лицо мужа посветлело, и теперь он усмехнулся уже добродушно:
— Мне нужно, по меньшей мере, в пять раз больше, чем всё твоё приданое. Двадцать тысяч золотых ничего не изменят, так что оставь их в сундуке у того старого еврея.
— А если я попрошу отца, чтобы он дал тебе денег? — не унималась Илона. — Он очень богат. Думаю, у него сейчас найдётся и сто тысяч.
— Я сам говорил с ним об этом, — признался Влад и принялся вспоминать, глядя куда-то вверх. — Ещё давно был этот разговор. Я просил в долг на три года. Обещал твоему отцу, что заплачу проценты выше, чем если он будет давать деньги в рост с помощью евреев. Однако твой отец отказал. Поверил в мою честность, но не в успех моей затеи. Сказал, что даже если я три года продержусь на валашском троне, то всё равно не смогу вернуть долги. Сказал: «Не такая уж доходная вотчина эта Валахия».
Илона, склонившись над лежащим мужем, пыталась поймать его взгляд:
— Но что же ты тогда будешь делать? Неужели ничего сделать нельзя?
Влад, всё так же глядя куда-то в потолок, положил ей руку на спину, а затем притянул жену к себе:
— Ты, в самом деле, хочешь, чтобы я думал об этом сейчас? Иди-ка лучше сюда.
Илона, сидя у окна в пештском доме, смотрела на улицу. За окном по-прежнему порошило. Крыши окрестных зданий совсем побелели. Даже самые краешки черепицы, красной или коричневой, не выглядывали из-под снежных наносов. Вся улица стала белой, а конец её и вовсе терялся где-то за пеленой снежных хлопьев.
Илоне почему-то казалось, что и в Валахии сейчас идёт такой же сильный снег. Мысленным взором она видела незнакомую белую равнину и широкую белую ленту замёрзшего Дуная, а через эту реку двигались тёмные точки — много тёмных точек, которые собирались в цепочки и ручейки. Это были пешие воины. Турки. Но почему турки, если больше всего Владу следовало опасаться не их, а Басараба Старого?
Пришлось тряхнуть головой, чтобы отогнать от себя это странное видение, и теперь Илона видела перед собой другую картину — картину событий в Секешфехерваре, произошедших не так давно, в декабре. В этот город матушка Матьяша сопроводила свою будущую невестку Беатрикс, а в полумиле от городских ворот этих путешественниц уже поджидал Его Величество.
Матьяш ещё давно решил, что все торжества, связанные с его свадьбой, должны отличаться необычайно роскошью — такой роскошью, которая поразила бы все европейские дворы, однако не на всех она произвела нужное впечатление. Итальянцы, которые прибыли в свите Беатрикс, и послы итальянских государств, уже давно жившие в Венгрии, невольно задумались, как венгерский король может тратить столько денег на свою свадьбу и при этом жаловаться, что ему не хватает денег на войну с турками. Чего стоило одно только убранство того места возле Секешфехервара, где король должен был встречать свою невесту!
Об этих разговорах Илоне сообщила Маргит, которая знала латынь и потому неплохо понимала итальянскую речь. А особенно их поразили итальянцев не тенты из красного бархата, раскинутые над креслами для сотен почётных гостей, не нарядная одежда слуг и даже не огромное количество трубачей и прочих музыкантов. Итальянцев поразило то, что всё огромное пространство, где должна была состояться торжественная встреча Матьяша с Беатрикс, застлали синей тканью, и не самой дешёвой.
Бесконечное число рулонов раскатали по земле, закрывая её, чтобы никто из приглашённых немецких князей, а также венгерских магнатов, епископов и прелатов, не говоря уже о разодетых дамах, не запачкал обувь или нижние края одежды, если снег вдруг подтает, смешается с землёй и превратится в грязь.
У Илоны, стоявшей возле тёти Эржебет, мысли также постоянно возвращались к этой ткани, которую основательно затоптали и порвали шпорами, делая негодной для использования в будущем. Кузина Его Величества смотрела на то, как Матьяш, сопровождаемый блестящей свитой, ступает по синим полотнищам, и как впереди него на красной подушке несут меч, отделанный золотом и драгоценными камнями. Мелькнула мысль: «А на войну с султаном Матьяш отправится так же?» Наверное, что-то подобное подумал бы и Влад, будь он здесь.
Пока Беатрикс преклоняла колени перед Его Величеством, пока Матьяш вёл её к одному из кресел под красными тентами, пока один из епископов произносил приветственную речь на латыни, и пока Беатрикс отвечала на неё, Илона всё пыталась подсчитать, во сколько же примерно обошлась церемония. Конечно, считать деньги в чужих кошельках нехорошо, но вся эта роскошь ясно говорила, что для Матьяша сто тысяч золотых — не такая уж большая сумма.