Принцесса Иляна

Сейчас, погожим майским днём, в просвете между красными парчовыми занавесками, прикрывавшими окно колымаги, виднелись пыльная дорога, копыта лошадей, колёса телег и кожаные башмаки путников. Но Илона мысленным взором видела не пыльные колеи, а колеи в рыхлом снегу.

Тогда, в далёком декабре она тоже сидела в колымаге, а окошки у той колымаги были совсем маленькие, но зато застеклённые, потому что зима выдалась холодная и снежная. Сквозь окошко виднелся лишь изъезженный тракт, но двенадцатилетняя Илона всё равно смотрела туда, потому что не хотела встречаться взглядом с матерью, сидевшей напротив.

Несмотря на хмурую погоду, мать пребывала в радостном настроении, а дочь не хотела лишний раз показывать, что не разделяет этой радости. Вот и оставалось смотреть либо в окошко, либо на свои руки, лежавшие поверх овчины, накинутой на колени для тепла.

Помнится, под ногами Илоны, обутыми в тёплые сапожки, тоже лежали овчинные шкуры. И ещё одну овчину, тулуп, то и дело набрасывала ей на плечи вездесущая Йерне, а Илона при всякой возможности стряхивала его, потому что в лисьей шубке и так казалось душно.

Все очень боялись, что Илона простудится в пути, ведь в те дни она, несомненно, была главной семейной драгоценностью. Её следовало беречь для свадьбы. Так и ехала эта драгоценность, всеми оберегаемая, и смотрела в окошко.

Помнится, она задумалась и не заметила, как изъезженная дорога сменилась брусчаткой Верхней Буды — крепости, расположенной на холме возле Дуная. Колымага некоторое время тащилась по мощёной улице, затем остановилась и, наконец, вкатилась в ворота большого дома, принадлежавшего дяде Михаю.

Теперь этот дом принадлежал отцу Илоны, потому что Михай умер, не оставив наследников, а семнадцать лет назад отец был там лишь гостем. Илона даже удивилась, когда отец, а не дядя, распахнул дверцу колымаги, улыбнулся, спросил путешественниц, хорошо ли те доехали, а затем повёл их через дворик в комнаты.

Всё в доме показывало, что здесь живёт очень богатый человек, потому что стены во многих комнатах были не только оштукатурены, но и покрыты затейливой росписью. Дубовые столы, стулья и скамьи, украшенные искусной резьбой, выглядели очень дорого. На полах лежали ковры — невиданная роскошь, ведь так они очень быстро вытерлись бы — и всё же юную гостью это хоть и удивило, но не ошеломило.

Илона подумала, что дом выглядит очень не большим — не больше, чем тот замок, в котором она росла. Комната, которую ей дали, оказалась совсем маленькой, а единственное окошко смотрело в крохотный садик, где сквозь снег торчали засохшие цветы. От вида этих цветов стало ещё грустнее, чем раньше, но Илона, конечно, ничего об этом не сказала хозяйке дома, жене дяди Михая, а лишь благодарила её за гостеприимство.

После долгого путешествия Илоне не сиделось на месте, поэтому она в сопровождении служанки вышла со двора и поднялась на крепостную стену рядом с дядиным домом. Неподалёку, справа виднелись островерхие башенки королевского дворца, устремлённые в серое пасмурное небо. Прямо под стеной начинались полускрытые под снегом красные черепичные крыши Нижнего города. Чуть вдалеке вилась широкая белая лента замёрзшего Дуная, а на той стороне реки смутно различался некий городок, окружённый белыми полями.

Впоследствии Илона поднималась на стену ещё не раз и видела, как красные черепичные крыши всё больше заметало, а иногда снег порошил так сильно, что Дунай и противоположный берег почти исчезали. Исчезали и окрестные горы на этой стороне реки, так что казалось, что в мире не существует ничего, кроме города, такого суетливого и шумного, но совсем не весёлого.

Конечно, грустить Илоне не следовало, ведь давно наступил Адвент, то есть период радостного ожидания Рождества. Она даже стыдилась, что не может стать весёлой и довольной подобно своим родителям. А те выглядели особенно довольными, когда отвели её в дом неподалёку, где жила тётя Эржебет. Тогда-то и состоялась первая встреча с этой родственницей.

— Девочка моя, не бойся. Дай мне на тебя посмотреть, — нарочито ласково произнесла тётя, а затем, взяв племянницу за подбородок и вглядевшись в её лицо, добавила: — Ты очень хорошенькая.

Тётя Эржебет почему-то проявила к племяннице расположение: велела приходить чаще, о многом с ней говорила и даже делала небольшие подарки, когда Илона, сопровождаемая служанкой, в очередной раз являлась в гости.

Первым таким подарком стала пара синих бархатных перчаток с золотой вышивкой. Они пришлись очень кстати, ведь в ту зиму были сильные холода. Дунай покрывался льдом не каждый год, и если уж это случалось, то все говорили, что зима необычайно сурова.

— Возьми, моя девочка, — сказала тётя, отдавая перчатки. — Когда-то я сама их носила, а теперь руки у меня уже не такие маленькие, как были, когда я только-только вышла замуж. Думала, подарю перчатки своей дочери, но у меня нет дочерей, поэтому отдаю тебе.

— Благодарю, тётушка, — скромно ответила Илона, а Эржебет всё продолжала говорить: