Не дожидаясь ответа, король встал и начал выпроваживать всех из комнаты:
— Пойдёмте-пойдёмте. Пусть поговорят немного наедине. А то в нашем присутствии они не сказали друг другу ни слова.
Никто не должен сидеть в присутствии короля. Разве что его матушка может себе это позволить, да и то не всегда, поэтому, как только Матьяш поднялся с кресла, поднялись все присутствующие — в том числе Илона и её жених.
Провожая Матьяша взглядом, Ладислав Дракула ненадолго отвернулся от своей невесты, чем она немедленно воспользовалась, чтобы опрометью кинуться в другой конец комнаты.
Сделав шесть или семь шагов, Илона вдруг опомнилась и спросила себя, куда и зачем бежит. Чтобы хоть как-то оправдать своё бессмысленное бегство, она взяла вышивание, которое не так давно оставила, села на скамеечку возле самого окна, схватила иголку, но не могла сделать ни одного стежка — всё прыгало перед глазами, или у неё просто дрожали руки.
«Дальше бежать некуда. В окно не выпрыгнешь», — сказала себе невеста, слыша приближающиеся шаги жениха, а он сел на скамеечку напротив и, помолчав немного, спросил:
— Значит, ты меня не боишься?
— Нет, не боюсь, — ответила Илона и, чтобы доказать это, оторвалась от вышивания.
Посмотреть в глаза своему собеседнику она не решилась, поэтому смотрела на его подбородок и подумала, что в портрете этого человека всё-таки довольно много сходства с оригиналом. Подбородок был покрыт едва заметной щетиной, как на картине. Конечно, жениха брили сегодня утром, но к нынешнему часу, а была уже почти середина дня, щетина успела отрасти.
— Ты смелая, — очень серьёзно произнёс собеседник. — Ты знаешь, кто я, и не боишься.
— Меня уверяли, и не раз, что мне нечего бояться, — сказала Илона.
— Значит, ты просто смущена? — спросил жених.
Илона не ответила. Лишь подумала, что действительно смущается — настолько, что не может назвать жениха по имени даже мысленно. Ладислав или Ласло — так она могла бы звать его, но ни Ладиславом, ни Ласло он для неё не был. В голове вертелось либо «Ладислав Дракула», либо просто «Дракула», либо «жених», безымянный жених.
А он сидел напротив неё и продолжал допытываться:
— Почему ты смущена? Мне сказали, что ты уже успела побывать замужем. Я полагал, что только девицы смущаются, а те, которые узнали замужество, должны смотреть прямо. Разве не так? Скажи мне.
— Я не могу говорить за всех, — отвечала Илона. — Я могу говорить только за себя.
— Тогда скажи за себя, — ободрил Дракула.
— Я... я... уже пять лет не... уже пять лет одна, и за это время отвыкла от всего того, что мне теперь приходится делать.
— Неужели за пять лет к тебе никто не сватался? — удивился собеседник. — Не может быть, чтобы никто.
— Четыре года назад сватались двое, — призналась Илона. — А три года назад — ещё один, но я всем отказала. И с тех пор мне больше не приходилось говорить с мужчиной о том, о чём я сейчас говорю, — она снова уткнулась в вышивание, но теперь успокоилась, даже сумев сделать пару стежков, пусть и не очень ровных.
— Ты уже была замужем, но ведёшь себя так, как если бы замужем не была, — подытожил жених, а затем добавил с какой-то особенной интонацией в голосе: — Мне нравится, что ты такая.
Илона не знала, что на это ответить, но, к счастью, отвечать не потребовалось. Скрипнула дверь — это вернулся Матьяш и остальные.
В следующий раз жених явился во дворец, когда состоялось официальное объявление о помолвке и пир по случаю неё. Перед лицом собрания в тронном зале Матьяш вложил руку своей кузины в руку «своего кузена Ладислава» и объявил, что будущий союз заключается ради блага и процветания всех христиан.
Илона волновалась уже не так, как прежде. Взгляды собравшихся, устремлённые на неё, не вызывали смущения, потому что через всё это она уже проходила семнадцать лет назад, когда Матьяш объявил о её скорой свадьбе с Вацлавом. И вот теперь Илона точно так же стояла перед троном, а король вкладывал её руку в руку жениха, но теперь — другого человека, не Вашека. Жизнь пошла на новый круг.
Бракосочетание назначили на начало июля. Церемония должна была состояться всё в том же главном городском соборе, где Илона уже венчалась когда-то. Правда, в сравнении с теми временами здание выглядело иначе, получив новую колокольню и множество резных каменных украшений на фасаде. И всё же это оставался тот самый собор, пусть даже его называли не церковью Божьей Матери, а церковью Матьяша, потому что заново освятили в честь апостола Матфея. Всё менялось, и в то же время повторялось. «Как странно. Как странно», — думала Илона.