Принцесса из рода Борджиа

Образ Стеллы, запертой им самим в домике Монмартрского аббатства, встал перед ним. Он отошел от окна и вдруг почувствовал на своем плече чью-то железную руку. Его взгляд, где трепетала боль и светилась радость, бушевало отчаянье и сияла надежда, где сплелись мрак смерти и рассвет жизни, упал на человека, остановившего его.

— Кто ты? Чего ты хочешь? — спросил он.

— Я отец Виолетты, — ответил Фарнезе ледяным тоном. — И ты сейчас умрешь!..

— Отец Виолетты?! — воскликнул Бельгодер, ничего не понимая от изумления. — Но отец Виолетты — Клод!

— Отец Виолетты — я! — вскричал Фарнезе с нечеловеческим отчаяньем в голосе. — Из-за тебя она умирает сейчас, и ты тоже умрешь! Умри и будь проклят!

Кинжал молнией блеснул в руке Фарнезе, но пережитое потрясение подорвало его силы, и удар не достиг цели. Кардинал внезапно пошатнулся и без сознания рухнул на пол… Бельгодер вышел из комнаты, в несколько прыжков преодолел лестницу и помчался к Монмартрским воротам.

Обморок Фарнезе не длился и нескольких секунд. Жестокие мысли, роившиеся в его голове, оказались сильнее, чем физическая слабость. Он открыл глаза и увидел, что остался один. С Гревской площади доносился сильный шум, Это уже были не призывы к смерти, раздававшиеся недавно, но фанатичные крики злобы. Фарнезе неверным шагом приблизился к окну…

— О, посмотреть на нее хотя бы в последний раз! — пробормотал он. Он поднялся, опираясь руками о подоконник, бросил взгляд вниз, на место казни, и замер от изумления.

Глава 35 ПЛОЩАДЬ СМЕРТИ И ЛЮБВИ

Герцог де Гиз и его блестящая свита спешились у приготовленных для них подмостков. Лошадей отвели налево, передав поводья лакеям: на шесть лошадей полагался один лакей. Справа выстроилась охрана и герольды, которые время от времени поднимали вверх свои трубы, украшенные бархатными флажками с гербом герцогства Лотарингского, и тогда над Гревской площадью разносились пронзительные звуки фанфар.

В тот момент, когда пышная процессия, шелестя плащами, поднималась по ступеням помоста, один из пажей с гербом Гиза занял место среди других пажей герцога. Сам же Гиз, еще раз поприветствовав огромную толпу, которая ответила ему радостными воплями, сел в кресло, возвышающееся над местами для остальных дворян. За креслом расположились, подбоченясь, восемь пажей. Они не выразили никакого удивления, увидев девятого пажа, который проскользнул между ними и по собственному почину занял почетное место, то есть встал прямо за спиной герцога, едва не касаясь его кресла. А может быть, они попросту скрыли свое удивление, ибо строгий этикет запрещал им на людях любые разговоры, знаки или жесты.

Позади пажей разместились Менвиль, Бюсси-Леклерк, Моревер, господа де Монтлю и Буа-Дофин, кюре из Сен-Жерве и целая толпа дворян — королевский эскорт герцога, который никак не осмеливался стать королем. Таким образом, помост представлял собой великолепное зрелище, и выкрики парижан стали еще громче и восторженней.

Вдруг Гиз побледнел. Дворяне, находящиеся рядом с ним, вздрогнули и привстали со своих мест. Из самых недр довольно большой группы людей, столпившихся внизу, рядом с помостом, вырвался новый крик. И этот крик звучал, подчиняясь знаку неизвестного пажа, находившегося за креслом герцога. Эти слова, выкрикнутые властным голосом, на какое-то мгновение смутили всех:

— Да здравствует король!

— Да здравствует новый король Франции!

Дворяне, находившиеся на помосте, секунду колебались, устремив взгляды на Гиза, а затем, поддавшись общему порыву и раскрыв свои тайные помысли, разом прогремели:

— Да здравствует король!

— Да здравствует король! Да здравствует король! — повторяла толпа — воодушевленная, неистовая, безумная.

Паж наклонился над спинкой кресла, и пока Гиз бормотал что-то невнятное, прошептал:

— Король Парижа, вот случай стать королем Франции!

Услышав этот взволнованный голос, герцог стремительно обернулся:

— Вы, сударыня?! Вы, принцесса Фауста?! Здесь! В этом костюме!

— Я нахожусь там же, где и вы. И неважно, какой на мне костюм, если он с вашим гербом. Герцог, действуйте сегодня же! Эти люди готовы сейчас же внести вас на своих плечах в Лувр, если вы того пожелаете!

— Принцесса! — растерянно пробормотал герцог.

— Да здравствует король! Да здравствует король! — словно громовые раскаты, раздавался рев народа.

— Нет, не принцесса, — сказала Фауста, которую обличье пажа принуждало стоять неподвижно, тогда как герцог повернулся к парижанам, приветствуя их. — В эту торжественную минуту с вами говорит не принцесса Фауста, а избранница секретного конклава! Творец того дела, которое предал Сикст V! Та, что говорит от имени Бога! Герцог, король, прислушайтесь к гласу Божьему!

— Да здравствует король! Да здравствует король! — неистовствовала разбушевавшаяся толпа, бурля возле помоста, словно грозное море.