Принцесса из рода Борджиа

— Вы должны ненавидеть меня. И вы правы. Я знаю, что заслужил вашу ненависть. Но когда я все расскажу, вы, быть может, станете ненавидеть меня немного меньше. Когда я расскажу вам о своих страданиях, вы наверняка посчитаете себя достаточно отмщенной. Леонора, согласны ли вы выслушать меня?

Он говорил тихо, смиренно, едва осмеливаясь смотреть на эту женщину, которую не переставал любить все долгие годы.

Прежде он считал ее умершей, и ему казалось, что любовь угасла. Он с головой окунулся в захватывающую интригу, желая стравить Фаусту с Сикстом V и взбудоражить христианский мир. Он пытался забыться, пытался заполнить пустоту ненавистью и злобой, мечтая жить в тягостном мире со своим сердцем и отвлечься от воспоминаний. Но сейчас он осознал всю тщетность своих страданий…

Кардинал состарился. Его шелковистая бородка побелела, седой стала и голова. Но он не ощущал себя стариком, ибо в нем накопились огромные запасы нерастраченной энергии. Он принадлежал к семье великих интриганов, на протяжении веков поражавших Европу своими авантюрами. Он приходился кузеном тому самому Александру Фарнезе, который как раз в это время готовил грандиозный демарш против Англии, трагическое столкновение целых народов, закончившееся поражением Несокрушимой Армады.

В ту горькую для любящих сердец минуту — минуту, когда Леонора ушла с Гревской площади — Жан Фарнезе находился всецело во власти любви… Но Леонора умерла, и кардинал стал искать другие пути, иной выход своей неистовой душевной энергии, удесятеренной энергией этого железного века.

Леонора воскресла — и он возродился для любви. У него возникла безумная надежда вновь завоевать Леонору, любить, опять быть любимым и бежать, бежать вместе с ней!

Однако заметим, каков был его характер: он забыл о Виолетте! Он забыл, что у него была дочь, что эта дочь умерла, что он находится здесь, чтобы покарать Фаусту. Теперь для него существовала только любовь, только желание любви!

«Леонора, хотите ли вы выслушать меня? Хотите ли вы, чтобы я рассказал вам о своем преступлении, о том, что я не осмелился порвать соглашение, связавшее меня с церковью? То, что я сделал, было продиктовано страхом. Я оказался подлецом. Но я вас любил, я обожал вас. Разве это ничего не значит в ваших глазах?»

Мысли проносились в голове кардинала, но он не мог их выразить. Он пытался облечь их в слова, способные разжечь искру в сердце Леоноры… И поскольку он де находил этих слов, поскольку его дрожащие губы отказывались произносить то, что бушевало в его сердце, он умоляюще протянул руки и внезапно бесшумно заплакал.

Фарнезе не плакал шестнадцать лет. Фарнезе не плакал даже тогда, когда просил Фаусту сохранить жизнь своей дочери. Теперь же он рыдал перед Леонорой, и это вызвало у него самые жгучие, восхитительные и пугающие ощущения.

— Вы плачете? — спросила Леонора с мягкостью сострадания. — Значит, вам еще может быть больно? Но боль уходит со слезами. Я не могу плакать, и поэтому моя боль всегда со мной, и она давит, она душит меня. О! Если б я могла плакать, как вы!

Кардинал поднял голову. Он был поражен. И это говорит Леонора! Никаких упреков… Только жалость! Он содрогнулся, ужас охватил его. Леонора до такой степени забыла свою любовь, настолько презирает его, что даже ненависти к нему не осталось в ее сердце.

Он посмотрел на нее, задыхающийся, растерянный.

— Скажите, — вновь произнесла Леонора, — отчего вы страдаете? Почему плачете? Быть может, я смогла бы вас утешить?

«О, — смущенно подумал кардинал, — значит, она не узнает меня! Значит, я еще более мертв для нее, чем она была для меня! Я для нее уже не существую!»

От страшной тревоги у него перехватило дыхание, и он обратился к ней:

— Леонора! Леонора!

Она взглянула на него с удивлением, разрывающим ему сердце.

— Леонора? — повторила она. — Что за имя вы произносите? Бедная девочка! Молчите и никогда больше не произносите этого имени. Иначе вы можете разбудить ее.

Эти слова повергли кардинала в ужас.

— Давайте, — продолжала Леонора, — я вам лучше погадаю.

И она взяла кардинала за руку; он затрепетал при этом прикосновении.

— Безумная! — проговорил он. — Безумная! Она больше, чем мертва!

Теперь уже он схватил обе руки цыганки и крепко сжал их. Его лицо почти касалось лица Саизумы.

В эту минуту дверь павильона распахнулась, и вошли двое мужчин. Это были Карл и шевалье Пардальян, которые, увидев эту неожиданную сцену, застыли на пороге.

Кардинал их не заметил. Дрожа от страсти, переживая крушение надежды, он повторял имя своей возлюбленной, как будто желая пробудить ее воспоминания и рассудок. Саизума расхохоталась. Этот смех отозвался погребальным колоколом в ушах Пардальяна и Карла.

— Послушай, послушай! — бормотал кардинал. — Ты не узнаешь своего возлюбленного. Посмотри на меня. Я тот, которого ты любила! Перед тобой Жан Фарнезе!.. Бесполезно… Она не слышит!

Он неистово тряс ее. Он и сам почти обезумел.