— Что ж, так пусть страдает! Не надо ему было вставать на моем пути. Пусть! Я должна идти к высшей цели с несокрушимой и спокойной уверенностью, которую ничто не сломит, я должна промчаться как посланец небес, смиряя чужие гордыни, покоряя сильных, изгоняя королей, свергая их с трона, поднимая на мятеж целые государства — до тех пор, пока не найдется тот единственный человек, который скажет мне: «Пора остановиться!»
Фауста дрожала, она судорожно тянула руки к Виолетте, готовая вцепиться ей в горло. Она понимала, что лжет сама себе. Все это было только предлогом!.. Она не испытывала ненависти к Пардальяну ни за события на Гревской площади, ни за происшествие на мельнице. Нет, не ненависть бушевала в ней!
Ах! Никогда прежде она так четко не осознавала, что если кого и ненавидит, так это Виолетту, мнимую возлюбленную Пардальяна! Чувство, сжимавшее ей сердце, называлось ревностью! Посланница небес оказалась женщиной, и ангел, сложив свои огненные крылья, ступил на землю.
Фауста закрыла лицо руками и прошептала, задыхаясь:
— Я перестала быть собой! Поклявшись, что мое сердце никогда не познает чувств женщины, я поступила безрассудно, все это оказалось пустой фантазией! Невозможно, противоестественно, чтобы женщина прожила без любви! Я ищу в своих мыслях эту святую искру, которая делает меня Божьей воительницей, но нахожу только самое низкое, самое убогое, самое женское из всех чувств… ревность! Я ревную! Боже милостивый!
В эту минуту пробудилась Виолетта. Она увидела юношу — Фауста была в мужском костюме, — дрожащего, закрывающего лицо руками, который, казалось, борется с ужасным и таинственным недугом. Виолетте стало жаль его.
Она казалась живой противоположностью Фаусты, она казалась воплощением самой любви!
Виолетта не удивилась и не испугалась, увидев мужчину рядом с собой ночью. Она была чиста и наивна и даже не подозревала об опасности.
Для нее существовал только один мужчина в целом мире… Она снова и снова видела перед собой руки этого человека, чьего имени она не знала, руки, осыпающие тело несчастной умершей лилиями и розами. Она молилась, мечтая вновь вызвать это чудесное видение.
Ее тонкие пальчики коснулись руки Фаусты, и очаровательным голосом, полным сострадания, она спросила:
— Кто вы? Жертва, как и я?.. Вы… Ах!..
В этом крике прозвучали тоска и страх. Девушка резко вскочила и забилась в самый темный угол комнаты. Фауста, почувствовав прикосновение, сильно вздрогнула и опустила руки; свет факела упал на ее лицо, искаженное страстью. Виолетта узнала эту женщину!
Множество мыслей пронеслось в голове у Фаусты. Множество слов рвалось у нее из груди, — быть может, оскорбления или крики боли. В эту минуту перед Виолеттой стояла не святая девственница Фауста, не Фауста, избранная тайным конклавом, а лишь внучка Лукреции Борджиа. И все эти мысли, слова, жалобы, оскорбления, вся эта ревность, ярость, разбушевавшаяся страсть слились в одном слове, которое она выкрикнула — хрипло, гортанно:
— Идите!
Идти! Куда? Что она хочет с ней сделать? Какое жестокое и ужасное испытание ждет девушку?
— Идите!
И поскольку трепещущая Виолетта не повиновалась, Фауста отступила к двери. За это короткое мгновение, совершив над собой небывалое усилие, она вновь обрела внешнее спокойствие…
— Портшез, быстро, — приказала она Клодине, — пусть ждет у главного входа.
Аббатиса удалилась. Фауста повернулась к Бельгодеру.
— Возьми девчонку и посади ее в портшез. Ты тоже поедешь вместе с ней. Ты жизнью отвечаешь за то, чтобы по дороге с нею ничего не случилось!
— Куда направится портшез? — спросил, дрожа, Бельгодер.
— В Бастилию! — глухо ответила Фауста.
Бельгодер вошел в комнатушку и двинулся к Виолетте, говоря:
— Иди! Ну иди же!
Он схватил ее и пробурчал себе под нос:
— Думаю, на этот раз господин Клод заплачет кровавыми слезами… как по его милости плакал когда-то я!..
Глава 31
СЕСТРЫ ФУРКО
Бельгодер бросил Виолетту в портшез и сам поместился рядом. Фауста вскочила в седло. По ее знаку четверо всадников окружили носилки. Она же поскакала вперед, и маленькая группа исчезла во мраке ночи.
По улице Сен-Антуан Фауста направилась прямо к Бастилии. Портшез остановился перед воротами тюрьмы. Фауста что-то сказала, и один из всадников эскорта приставил ко рту рог и трижды проиграл сигнал, разорвавший тишину заснувшего квартала. Прошло несколько минут. Затем по другую сторону рва замелькали огни фонарей, загремели цепи разводного моста. Проехав по опустившемуся настилу и миновав черную арку, портшез, наконец, оказался на узком дворе.
— Коменданта ко мне! — приказала сержанту Фауста.
— Если вы соблаговолите последовать за мной, я провожу вас к нему, — ответил сержант.
— Здесь пленница. Если она ускользнет, тебя без всякого суда повесят нынче же на рассвете.
Сержант усмехнулся. Он отдал какой-то приказ двум сопровождавшим его тюремщикам, и несколькими минутами позже Виолетта была брошена в темницу…