Принцесса из собачьей будки

С того времени, как на Кольку обиделась Рената, прошел месяц, а подруга и не собиралась оттаивать. Мальчик, словно скованная льдом река, не решался на какие-то действия по отношению к старой знакомой, да и Оксане, честно говоря, подарок не дарил. Боялся, что другие ребята узнают, станут высмеивать. Так бы и кануло в небытие художество Семечкина, если бы однажды, прогуливаясь по улице, он не бросил случайный взгляд в сторону Оксаниного окна. Девочка снова сидела на подоконнике. Створки были открыты, так что ноги свешивались свободно. Четвертый этаж и внушительная высота не пугали девочку. Наоборот, она расправила руки и, казалось, хотела поймать ветер. Колька и сам бы с удовольствием оседлал его, чтобы улететь подальше отсюда, но только отчего-то при виде Оксаны в таком положении думалось вовсе не красивыми картинками, а представлялось, что она вот-вот сорвется вниз, а там вдребезги разобьет не только свою тоску с одиночеством, но и сама превратится в некрасивое кровавое месиво на асфальте.

Испуганный такой мыслью, Коля примчался в корпус, взял портрет Оксаны и побежал к девчонкам. Не замечая никого, он прямиком направился к Оксаниному кубрику. Вокруг сновали люди, но Коле было все равно. Мигом, не дав опомниться никому из тех, кто был рядом, Пикассо просунул портрет в щель под дверью.

Лист заскользил по полу и прямо к окну. Коля порадовался своей удаче. Оставалось надеяться, что девочка обратит внимание на подарочек. И Оксана обратила. Легкое шуршание, которое издавал портрет, словно шепча приветствие, заставило ее обернуться.

Девочка отвлеклась от ветра, который теперь увлекся песнями ярко-зеленой листвы, стал им подпевать. Привлеченная странным белым прямоугольником, Оксана спустилась с подоконника, осторожно, чтобы не задеть странное нечто, ступая на цыпочках. Что-то в памяти всплывало знакомое, похожее, но вот что, вспомнить было трудно. Секунды Оксаниного недоумения складывались в минуты, а тех уже скопилось штук тридцать, так что они не вмещались в Колино терпение, будто народ, напичканный в троллейбус. Мальчик готов был уже биться головой о стену и кричать что есть мочи, чтобы девочка подняла лист и посмотрела с другой стороны, но она, наконец, сделала это сама.

Когда картина была открыта, возглас удивления так и выпорхнул из Оксаниной груди — так красиво и невероятно оказалось то, что она держала сейчас в руках. И даже голова посветлела, будто маленькие светлячки зажглись внутри и принялись крутить колесики своих маленьких велосипедиков, чтобы одна шестеренка сработалась с другой и девочка начала соображать. В поисках того, кто сделал ей такой удивительный подарок, — саму себя, но в лете, счастливую, — она осмотрелась по сторонам. И тут взгляд ее встретился с Колиным взглядом. Встречный взгляд спрашивал, что она думает насчет картины, выражал беспокойство и интерес. Конечно, и гадать тут нечего — это он, высокий мальчик с карими глазами, немного сутуловатый с чубчиком торчащих на затылке волос. Как-то странно показалось Оксане все это, и тем более странными показались чувства, которые она испытывала к этому незнакомому мальчику — благодарность и симпатию. Симпатизировать людям девочке приходилось нечасто, ведь окружали ее в основном с самого детства личности, которые не стоили того.

Симпатия… Даже если бы Оксане назвали это слово, она бы не поняла, о чем идет речь. Просто сказала бы, пожалуй, что это когда внутри просыпается мотылек, становится тепло, легко, светло. Так было и теперь. Оксана приблизилась к двери, держа картину в руках. Что говорить она не знала, поэтому только смотрела и смотрела, так что радость из ее глаз струилась невидимыми ручейками, проникая в Колино сердце, и скоро там был водопад эмоций. Единственное, что они оба смогли сделать, — это приложить ладошки к стеклу двери, ровно так, чтобы одна оказалась напротив другой, словно они и в самом деле касаются, и нет между ними никаких преград.

Благодаря этому случаю Семечкин осторожно стал сближаться с Оксаной. Бывало, что если увидит ее из окна, помашет рукой или улыбнется. В часы, когда занятия прекращались, он приходил и садился напротив двери, за которой Оксана тоже ждала прихода своего молчаливого друга. Никто из них первым заговорить не решался. Коля — потому что боялся сказать что-то не то, обидеть, испугать, а Оксана просто позабывала многие слова за время общения с собаками. С Валентиной Викторовной они общались в основном жестами да односложными фразами, а тут совсем все чужое было. Правда, отчуждение постепенно проходило, так что Коля с Оксаной даже стали потихоньку перекидываться редкими фразами. Вернее даже сказать, маленькими листочками, на которых были написаны слова.