Принцесса Иза

Но всякому мучению наступает когда-нибудь конец. Вот я у входа в гробницу. Меня встречает черномазый сторож, перекидывается несколькими словами с проводником и, получив плату за первую ночь, открывает решетчатую дверь, и я вхожу. Сердце усиленно бьется, а иногда совершенно замирает, кровь то и дело приливает к мозгу, в руках и ногах я чувствую дрожь, колени подгибаются, я еле двигаюсь. Не вернуться ли? Нет, нет: три ночи — и меня ожидает награда. Прочь сомнения, прочь страх. Мне дают зажженную свечу и другую в запас; я слышу стук захлопнувшейся решетки и щелк замка. Жребий брошен, — я один, пламя свечи едва мерцает в моей дрожащей руке, меня окружает тишина, со стен странно смотрят на меня различные фигуры, движущиеся от колебания пламени. Я слышу биение собственного сердца; жутко, но я продолжаю медленно спускаться. Иногда ноги как бы не хотят слушаться меня, — я прислоняюсь к стене коридора и затем заставляю себя идти. Чем ближе к цели, тем я двигаюсь все медленнее, точно на моих ногах гири. Но вот путь кончен, я различаю уже контуры саркофага. Тихо, душно и жутко, но я стараюсь побороть себя; оглядываюсь — надо выбрать место, где бы устроиться, и после некоторого размышления я сажусь на пол за саркофагом, делая его как бы преградой между собой и выходом из гробницы. Ощупываю себя: спички и флакон с коньяком на месте; тушу свечу. Все погружается во мрак. Я всматриваюсь в эту таинственную жуткую тьму, но в ней ничего нет; я закрываю глаза, но сейчас же вновь открываю их в надежде увидеть что-нибудь, но по-прежнему все та же жуткая тишина и мрак…

Послышался звук, точно рукой провели по струнам арфы. Во мне все затрепетало, но опять та же могильная тишина. Но вот опять тот же звук, за ним другой, третий — и вся гробница наполнилась целой гаммой звуков, и хотя ничего не было видно, но я чувствовал, что около меня кто-то есть и не один, а много людей, — я слышал их дыхание, биение их сердец, но пока мое их заглушает. Блеснула точно молния — я закрыл глаза и почувствовал, что что-то происходит здесь, и если я открою глаза, то увижу что-нибудь страшное; я чувствую сквозь веки, что гробница уже наполнена ярким светом. Я решаюсь наконец открыть глаза. Передо мной огромная зала, разделенная колоннами на несколько частей; всюду горят смолистые факелы, освещая залу и распространяя сильный, одуряющий аромат. Вдали стоит большая статуя, перед нею несколько жертвенников, но никого нет. Я решаюсь обойти кругом; в нишах вокруг залы стоят статуи, видимо, различных богов, но нигде ни жизни, ни движения. Но вот вдали послышалось стройное пение, которое приближалось. Я спрятался за колонну. Тихо стали появляться жрецы, сопровождаемые хором из мужчин и женщин; за ними шли несколько человек в особенно роскошных одеждах; за ними несли большие опахала из страусовых перьев, украшенные драгоценными камнями; их головы были украшены золотыми обручами с головой змеи впереди; среди них я увидел мой призрак; шествие замыкалось целой толпой египтян в простых одеждах. Все они разместились вокруг главной статуи, и жрецы приступили к богослужению. Закурился фимиам, пение смолкло. Главный жрец поднялся на небольшое возвышение и начал что-то говорить. Все собрание его внимательно слушало, многие стояли с поникшими головами. Я стал всматриваться в мою египтянку, она тоже внимательно слушала жреца, но иногда взор ее обегал всю залу, точно ища кого-то. Не меня ли? Вдруг к главному жрецу подошел молодой египтянин и, почтительно согнувшись, шепнул что-то на ухо. Жрец замолк, затем сказал, несколько слов — и точно электрическая искра пробежала по собравшимся, и все мгновенно повернулись в мою сторону. Я понял, что мое присутствие открыто. Лица египтян не обещали ничего хорошего. Через несколько секунд несколько человек схватили меня и поволокли к жертвеннику, и я очутился лицом к лицу со старым жрецом, который молча разглядывал меня. Глаза его выражали страшный гнев, лицо передергивалось судорогой. Несколько секунд, которые длилось молчание, показались мне вечностью; наконец он обратился ко мне и спросил:

— Чужестранец, зачем ты здесь, зачем ты нарушил святость нашего храма, зачем и по какому праву ворвался сюда незваный и чуждый нам? Отвечай и знай, что за твой поступок тебя ожидает мучительная смерть.

Я не знал, что делать: мог ли я ответить правду, или должен был скрыть истину?

Я взглянул на свою египтянку. Ее глаза были обращены на меня, но в них я увидел то же выражение, какое было у всех присутствующих, — очевидно, с этой стороны поддержки ждать было нечего. Что же это значило? Неужели она меня обманула?

— Я здесь по приглашению, — ответил я, глядя прямо в мрачные глаза жреца.

— Кого? Но берегись, если ты солгал! — крикнул старик.

— Меня позвала эта женщина, — сказал я, указывая на мою египтянку.

Точно волна пробежала по зале и хлынула по направлению египтянки; на всех лицах видно было напряжение.

— Принцесса Иза, правду ли говорит этот человек, и знаешь ли ты его? — спросил жрец.

Я впился глазами в ее лицо, — от ее ответа зависела моя судьба.