Принцесса Клевская (сборник)

Он стал перебирать в памяти все поступки принцессы Клевской с тех пор, как он ее любил; с какой добродетельной и стыдливой суровостью всегда обходилась она с ним, хотя и любила его! «Да, она любит меня, – говорил он себе, – она любит меня, в том нет сомнений; самые щедрые обещания и самые великие милости были бы не столь непреложными доказательствами любви, как те, что я получил. И все же она держится со мной столь же строго, как если бы я был ей ненавистен; я уповал на время, мне нечего больше ждать от него; я вижу, что она по-прежнему обороняется от меня и от себя самой. Если бы она меня не любила, я думал бы о том, как ей понравиться; но я ей нравлюсь, она меня любит и скрывает это от меня. На что же я могу надеяться, каких перемен в моей судьбе мне ожидать? Как! Неужто я любим прелестнейшей женщиной на свете и питаю страсть такой силы, какую рождают лишь первые свидетельства взаимности, для того только, чтобы острее чувствовать боль от ее холодности? Не таите от меня, что вы меня любите, прекрасная принцесса, – восклицал он, – не таите от меня своих чувств; ради того, чтобы узнать о них от вас однажды в жизни, я примирился бы с тем, чтобы вы впредь всегда обходились со мной с той же строгостью, какой удручаете меня теперь. Взгляните на меня хотя бы теми же глазами, какими вы сегодня ночью глядели на мой портрет; как вы можете смотреть на него с такой нежностью и убегать от меня так жестоко? Чего вы боитесь? Почему моя любовь так страшна для вас? Вы любите меня, вы скрываете это от меня напрасно; вы сами невольно дали мне свидетельства своей любви. Я знаю о своем счастье; позвольте мне насладиться им, не делайте меня больше несчастным. Возможно ли, – продолжал он, – чтобы принцесса Клевская меня любила, а я был несчастлив? Как прекрасна она была этой ночью! Как мог я побороть желание броситься к ее ногам? Если бы я это сделал, быть может, я не дал бы ей бежать от меня, почтение, которое я ей бы выказал, ее бы успокоило; но, возможно, она меня и не узнала; я терзаюсь больше, чем следует, и она просто испугалась, увидев какого-то мужчину в столь необычный час».

Такие мысли занимали господина де Немура весь день; он дожидался ночи с нетерпением и, когда она настала, снова отправился в Куломье. Дворянин принца Клевского, переодевшись, чтобы быть менее заметным, последовал за ним до того же места, что и накануне вечером, и видел, как он проник в тот же сад. Герцог вскоре понял, что принцесса Клевская не хотела подвергаться опасности его новых попыток ее увидеть; все двери были заперты. Он обошел сад со всех сторон в надежде увидеть, что где-нибудь горит свет, – все было тщетно.

Принцесса Клевская, предполагая, что господин де Немур может вернуться, оставалась у себя в спальне; она боялась, что не найдет в себе больше сил бежать от него, и не хотела навлекать на себя риск говорить с ним таким тоном, который плохо согласовался бы с ее обхождением с ним до сих пор.

Хотя у господина де Немура и не было никакой надежды ее увидеть, он не мог решиться так быстро покинуть место, где она так часто бывала. Он провел в саду всю ночь и нашел немного утешения в том, что хотя бы видел те предметы, на которые она глядит всякий день. Солнце взошло прежде, чем он собрался уходить, наконец страх, что его обнаружат, заставил его удалиться.

Он не мог уехать, не повидав принцессу Клевскую; он отправился к госпоже де Меркёр, которая жила тогда в своем доме, что был неподалеку от Куломье. Она до крайности удивилась приезду брата. Он придумал какую-то причину своего путешествия, достаточно правдоподобную, чтобы ее обмануть; он исполнял свой замысел весьма искусно и добился того, что она сама предложила ему навестить принцессу Клевскую. Они сделали это в тот же день, и господин де Немур сказал сестре, что расстанется с нею в Куломье и спешно вернется к королю. Он задумал расстаться с ней в Куломье для того, чтобы она уехала оттуда первой; ему казалось, что он нашел верный способ поговорить с принцессой Клевской.

Когда они приехали, она прогуливалась по широкой аллее, окаймлявшей лужайку. Увидев господина де Немура, она пришла в немалое волнение; она не могла больше сомневаться, что это его она видела прошлой ночью. Такая уверенность вызвала у нее гнев на его затею, которую она сочла дерзкой и неосторожной. Герцог заметил выражение холодности на ее лице, и это причинило ему сильную боль. Беседа шла о вещах посторонних; и все же он сумел выказать в ней столько остроумия, любезности и восхищения принцессой Клевской, что против ее воли отчасти растопил ту холодность, с какой она его встретила.

Почувствовав, что первые его опасения не оправдались, он стал говорить о своем великом желании пройтись и посмотреть на лесной домик. Он говорил о нем как о самом приятном месте на свете и описывал его с такими подробностями, что госпожа де Меркёр сказала, что он, должно быть, не раз там побывал, коль скоро так хорошо знает все его красоты.