В тот день, когда она появилась во дворце, дон Гарсия пребывал на охоте. Вечером он отправился к королеве, не встретив никого, кто мог бы уведомить его о появлении моей сестры. Я также находился у королевы, но стоял в отдалении, и дон Гарсия не мог меня видеть. Ее величество представила Герменсильду[54]
– так звали мою сестру – герцогу, и он был буквально сражен ее красотой. Его восхищение не знало границ. Он заявил, что никогда не видел сочетания в одной особе такого блеска, величия и изящества, никогда не видел такого оттенка черных волос при удивительной голубизне глаз, столь умилительной серьезности на фоне непорочной свежести первой молодости. Чем больше он смотрел на нее, тем больше восхищался ею. Это восхищение не осталось незамеченным доном Рамиресом. Не мог не заметить этого и я. Увидев меня в другом конце комнаты, дон Рамирес подошел ко мне и рассыпался в похвалах в адрес моей сестры.– Я желал бы, чтобы восхищение, вызванное красотой моей сестры, осталось только восхищением, – ответил я.
В это время, к тому месту, где мы разговаривали с доном Рамиресом, подошел герцог. Увидев меня, он смутился, но тут же взял себя в руки и также завел разговор о Герменсильде. Он сказал, что нашел ее гораздо более красивой, чем я описал ее. Вечером, до ухода герцога ко сну, разговор о моей сестре не прекращался. Я внимательно наблюдал за доном Гарсией и укрепился в своих подозрениях, заметив, что в моем присутствии он был гораздо сдержаннее других в выражении своего восхищения. Следующие дни он не отходил от нее. По всему было видно, что страсть увлекала его как поток, которому у него не было сил сопротивляться. Я решил поговорить с ним в шутливом тоне, чтобы выведать его чувства. Как-то вечером, когда мы покидали покои королевы, где он длительное время беседовал с Герменсильдой, я спросил его:
– Смею задать вам вопрос, сеньор, не слишком ли долго я ждал, чтобы представить вам свою сестру, и не слишком ли прекрасна она, чтобы не вызвать у вас чувств, которых я опасался?
– Я потрясен ее красотой, – ответил он. – Но если я уверен, что нельзя увлечься, не испытав потрясения, то я не менее уверен и в том, что потрясение необязательно ведет к увлечению.
Дон Гарсия, следуя моему примеру, также уклонился от серьезного ответа. Но поскольку мой вопрос смутил его, и он сам почувствовал это смущение, в его ответе прозвучало едва уловимое недовольство, которое убедило меня, что я не ошибся. Герцог понял, что его чувства к моей сестре не являются для меня тайной. Он все еще питал ко мне дружеское расположение и испытывал в моем присутствии чувство неловкости, зная что его поведение причиняет мне боль, но уже настолько был захвачен страстью к Герменсильде, что не находил сил отказаться от попыток одержать новую победу. Я не рассчитывал на то, что его дружеское ко мне отношение отрезвит его, и, желая уберечь сестру от ухаживаний герцога, посоветовал ей во всем следовать указаниям Нуньи Беллы. Она пообещала мне выполнить мою просьбу, и я поделился с Нуньей Беллой своим беспокойством относительно поведения дона Гарсии. Я рассказал ей о пугающих меня последствиях его возможных домогательств, и, согласившись со мной, она заверила меня, что ни на минуту не оставит Герменсильду одну. И действительно, с этого момента они всегда, как бы невзначай, появлялись только вдвоем, лишив его возможности оставаться с моей сестрой наедине. Оказавшись в столь необычном положении, герцог почувствовал себя оскорбленным. Обычно он всегда делился со мной своими переживаниями, но на сей раз не стал откровенничать и вскоре резко изменил свой образ действий.
– Вас не поражает несправедливость, на которую способны, пожалуй, только мужчины? – как-то обратился я к дону Рамиресу. – Герцог уже не терпит меня за то, что мне пришлись не по вкусу его ухаживания за моей сестрой, а если она ответит ему взаимностью, он увидит во мне помеху своим домогательствам и просто возненавидит меня. Я как в воду глядел, опасаясь его ухаживаний за Герменсильдой. Если так будет продолжаться, я уже в ближайшее время перестану считаться его фаворитом даже для окружающих, поскольку для него лично я таковым уже не являюсь.
Дон Рамирес, так же как и я, не обманывался насчет намерений герцога, но, чтобы развеять мои грустные мысли, сказал:
– Я не знаю, на чем вы основываетесь, утверждая, что дон Гарсия увлекся Герменсильдой. Да, при первой встрече он восхищался вашей сестрой, но впоследствии я не увидел ничего, что могло бы подтвердить ваши догадки. А если даже это и так, что же здесь плохого? Он вполне может жениться на ней и будет далеко не первым представителем королевского рода, женившимся на своей подданной. Вряд ли ему удастся найти более достойную пару. А если они поженятся, разве это не будет великой честью для вашего дома?