Принцесса, которая любила дождь

Барс вошел в коридор, миновал шлюз и оказался возле просторной двухъярусной галереи. Как и следовало ожидать, повсюду лежали человеческие трупы. Из-за угла вышел мужчина в дорогом черном замшевом плаще. Его одежда, мягко говоря, не увязывалась с волчьей манерой одеваться. Если зверье предпочитало недорогую практичную одежду, исходя из расчета, что она порвется или потеряется после метаморфозы, то этот парень явно уделял своему гардеробу много времени и внимания. И выглядел соответственно.

Все эти мысли пронеслись одним мгновением в голове Барса. А человек подошел к нему, взял его автомат за ствол, с силой дернул на себя, перехватил цевье и врезал прикладом в грудь. Барса отбросило к стене. Мужчина повернулся к остальным стрелкам, одного расстрелял в упор из только что приобретенного оружия. Второй только и успел, что вскинуть СВД, как на него сбоку набросился оборотень, вцепился клыками в плечо. Человек выбил прикладом из его рук винтовку, выпустил оставшиеся в магазине патроны ему в грудь. Затем отбросил АКСУ-74 и перезарядил свой пистолет.

Брант едва успел направить свой пулемет на фигуру в черном замшевом плаще, как прогремел выстрел и пуля, ударившая в правое легкое, заставила его отлететь к стене и сползти по ней на пол. Джи-3 бросились врассыпную. Дибровский получил пулю куда-то в спину и рухнул на пол как подкошенный. Бернски высунулась из-за угла и выпустила в мужчину всю обойму, но он шел на нее, не шелохнувшись. Как будто не в него попали семь оболочечных пуль Uni-cor 50-ого калибра.

Он подошел к девушке, схватил ее за волосы, с силой потянул. Джилл закричала от боли. Мужчина приставил дуло своего пистолета к ее груди, выстрелил. Девушка дернулась всем телом. Он швырнул ее на пол рядом с Брантом. Джиллиан прижала ноги к груди, жалобно заскулила от боли и страха.

— Люк, ну где же ты… — прошептала она, давясь собственным плачем.

Человек тем временем повернулся и поднял свою гаубицу на вытянутой руке.

Дибровский с трудом поднялся, вскинул карабин и выстрелил. Мужчина с некоторым удивлением посмотрел сначала на него, затем на свой простреленный дробью, запачканный кровью плащ. Хлопнул 50-ый калибр и Казимира протащило по полу несколько метров огромной кинетической энергией пули. Шидлер выскочил из-за угла, вскинул автомат — но тотчас грянул выстрел, и штурмовика развернуло на 180 градусов, он с воплем рухнул на пол. Человек подошел к Бранту, перевернул его ногой на живот, выстрелил ему в ключицу. Посмотрел на Бернски — та подняла второй, заряженный пистолет, глянула на него заплаканными голубыми глазами, спустила курок. В тот же момент человек взмахнул ногой, пуля ушла куда-то в потолок, а пистолет полетел на пол. Еще один удар — и Бернски вскрикнула, схватилась за разбитые губы. Человек оглядел поле битвы, перезарядил свой пистолет. Затем с чувством выполненного долга неспешно удалился.

Колльберг подошел к перемычке, соединяющей две параллельных тоннельных секции, осторожно выглянул из-за угла. И тотчас почувствовал, как сжалось сердце от увиденного — Брант, весь в крови, сидит у стены, согнувшись, словно складной перочинный ножик, а Бернски обыкновенными нитками зашивает страшную сквозную рваную рану на его ключице. Дибровский сидит рядом, сжимая окровавленной рукой карабин. Шидлер неторопливо прохаживается по перемычке с автоматом в руках, а отметина на его бронежилете говорит о том, что он относительно легко отделался. Диана и Гершвин стоят рядом с Джилл. Он забежал в коридор, сел рядом с Брантом.

— Что случилось?

— Он был всего один, — сказала Джилл дрожащим голосом. — Мы так ничего и не смогли сделать. Его наши пули не берут…

— А где остальные? — спросил Колльберг.

— Барс и еще два стрелка пошли в бомбоубежище, вслед за Анджеллой и Веймаром, — ответила Бернски.

Со скрипом отворилась железная дверь и из бомбоубежища, перебравшись через высокий порог, вылез вольный стрелок. Он был тяжело ранен, изорванная полевая форма пропиталась кровью. Идти он не мог, он полз по бетону. Но, тем не менее, он так и не расстался со своей винтовкой. Шидлер и Гершвин тотчас подбежали к нему, подхватили под мышки и поднесли к Колльбергу.

— Там этих тварей… две сотни, не меньше… — доложил он, тяжело дыша, с шумом вдыхая и выдыхая влажный воздух. — У наших патроны на исходе. Скорее, помогите им, их в кольцо взяли…

— Гершвин, отведи его наверх, к Гартману. Шидлер, ты за мной, — сказал Колльберг.

Стрелок обвил рукой шею Гершвина, штурмовик осторожно повел его по коридору. Колльберг и Шидлер ворвались в бомбоубежище, прошли через длинный коридор и наткнулись на два трупа. Один был раздет, его горло было перерезано чем-то острым, грудь испещрена черными точками. Рядом лежала винтовка СВД.

— Оборотень, — сказал Шидлер.

Колльберг врезал ему подзатыльник.

— Это снайпер из моего подразделения, — сказал он, подошел к нему и пощупал пульс. — Вернее, бывший снайпер…

Командир сжал кулак, стиснул зубы.

— Суки. Парню двадцать лет было, я его как собственного сына растил, — процедил он сквозь зубы.

— Слушай, а почему он тогда раздетый? — удивился Шидлер.