Принцесса крови

Едва только герцог Барский и Дева вместе оказались на поле, помрачневший Пьер де Монтон-Монротье незаметно покинул ристалище. Он понял — удача изменила савойцам и бургундцам. И оказался прав. Еще час шли бои, но с минуты триумфа Рене и Жанны гости Лотарингии больше не выбили из седла ни одного своего противника, а сами еще не раз оказывались на разрытой конскими копытами заснеженной земле.

В этот вечер Жанна появилась перед двором герцога Карла Второго остриженной под мальчика, а вернее — под воина, отчего черный берет оказался ей еще более к лицу.

— Вы нам преподносите все новые сюрпризы! — пораженный не только ее мужеством, но и новым обликом, во время пира сказал старый герцог Лотарингский. — Вы украсили наш турнир, как роза, что способна украсить любую зиму!

— Благодарю вас, герцог, — поклонилась Жанна.

— Но если вы собираетесь отбить всех наших поклонников, — добавила Анизон дю Мэй, наблюдая, сколько внимания уделяют их гостье, — то помните, на мужскую благосклонность надо отвечать, хотя бы иногда. — Ее глаза лукаво блестели. — Хотя бы одному избраннику.

— Уверена, вы об этом никогда не забывали, дама дю Мэй, — все, что нашлась ответить Жанна.

Ей была неприятна эта роскошная женщина, которую, безусловно, вожделели многие мужчины. Она, как спелый плод, источающий сок, источала все то, от чего отказалась Жанна — отказалась во имя Бога, своего предназначения. И чего иногда ей так не хватало, ведь тот же Господь родил ее женщиной. И как она могла понять по взглядам мужчин — прекрасной и желанной.

Изабелла Лотарингская и две девицы, как и в предыдущий день, вручали награды — это были три драгоценных камня. Изумруд достался Рене Анжуйскому, сапфир — Пьеру де Монтон-Монротье, алмаз — Жанне Деве.

День закончился танцами и общим весельем. Правда, многих участников турнира не было на этом пиру — за ними ухаживали пажи, лекари и слуги. Одним из таких был и Ришар де Сюрьенн, которому досталось от герцога Барского. Не пришел на вечер и Эмон де Маси — поражение, нанесенное женщиной, да еще той, в которую он влюбился против своей воли, так сильно подорвало его мужскую гордость, что он, едва пришел в себя, собрал сундуки и уехал в Савойю. Но перед отъездом он дал себе рыцарский обет, что завоюет сердце воинственной амазонки. Чем не смысл для дальнейшей жизни?

Турнир подошел к концу, рыцари разъезжались по своим замкам. Но Рене Анжуйский не торопился прощаться с Жанной и ее провожатыми. Молодой герцог дал слово посвятить ее во все премудрости придворной жизни — с играми, искусными реверансами, тонкостями общения.

— Дерешься ты не хуже любого рыцаря, — сказал Жанне новый ее друг. — Но я отпущу тебя в Шинон к своей матери только после того, как ты овладеешь всеми этими искусствами, которые необходимы при королевском дворе так же, как меч и копье — во время битвы. Тем более что под Орлеаном дела идут в пользу дофина. Насколько мне известно, его капитаны стягивают туда все новые войска. Поэтому Орлеан подождет, а мы с Изабеллой займемся твоим образованием.

Жанна согласилась. В Нанси с девушкой остался Жан де Новелонпон, а Бертран де Пуланжи уехал в Вокулер исполнять свои обязанности конюшего.

Но Рене Анжуйский оставил свою гостью в Нанси не только затем, чтобы она постигала придворные науки. С Бертраном де Пуланжи он отправил письмо к Роберу де Бодрикуру, который должен был со своей стороны направить его еще дальше — в Шинон, ко двору Карла Седьмого, где от Рене дожидалась вестей его мать. В письме Иоланде Арагонской Рене Анжуйский едва сдерживал восхищение своей гостьей. Он перечислил ее заслуги, где мужество и честь занимали первое место, описал внешность, черты характера. А в конце добавил: «Милая мать! Жанна — не просто принцесса. Она и впрямь — промысел Божий».

Теперь ему нужно было дождаться ответа. Иоланде Арагонской предстояло убедить безвольного Карла в своих добрых намерениях относительно его шаткой короны, выкрутить руки Ла Тремую, который противился любому ее желанию, а заодно и архиепископу Реймсскому, и только потом дать добро на приезд спасительницы Жанны Девы.

2