Ненависть шотландцев была так сильна, что они сами не заметили, как четверть их людей осталась корчиться на заснеженной местами земле, а до противника еще было идти и идти. Джон Стюарт, закованный в броню, в окружении небольшой конной свиты, сам командовал пешими воинами. Шотландцы сорвались на бег, стрелы, падающие градом, подкашивали все новых бойцов. Но вот телеги оказались совсем близко, уже пряно до тошноты пахло копченой рыбой. Готовые драться насмерть, шотландцы рычали на бегу, точно дикие звери. Они были уверены, что сейчас порвут англичан, и хватит им одного — силы и ярости, умения драться. Но они ошиблись. Теперь расстояние между ними и «селедочной» крепостью было не больше тридцати шагов, а впереди торчали колья, за которыми скалились широкие, рыжие валлийские физиономии, и точно поплавки ходили луки. Это было расстояние, с которого английский лучник стреляет напрямую, пробивая щит или доспех, не говоря уже о плохо защищенных ногах. Эти тридцать шагов бега в плотных рядах — десять секунд, за которые английский лучник сделает два, а то и три прицельных выстрела. У частокола шотландцев было не больше четверти от того числа, что пятью минутами раньше двинулось на врага. А еще была преграда — палисад!
Шотландцам пришлось отступить. Атака лучших бойцов Джона Стюарта захлебнулась, сам коннетабль был убит еще на подходе к палисаду, но его смерти никто, желая поскорее добраться до врага, не заметил, кроме оруженосцев.
Смириться с тем, что шотландцы погибли просто так, Орлеанский Бастард, как и другие капитаны, просто не мог. И за шотландцами на «селедочную» крепость двинулись пешие гасконцы, с мечами и секирами. Их поддерживала конница Орлеанского Бастарда. Они атаковали крепость, из которой растекалась рыба, по всем правилам — в центре пехота, по бокам — конница. Но это была крепость — ее нельзя было обойти! В ближайшие полчаса английские лучники перебили почти всех гасконцев и теперь отгоняли рыцарей, перед которыми топорщились острые колья. Но и это было еще не все. Когда французы оказались рассеяны, подавлены и уже беспорядочно отступали, из укрепления вылетела на них, потерявших веру в победу, вся с ног до головы облепленная копченой рыбой, но дождавшаяся звездного часа рыцарская конница англичан.
Именно тогда и подошел граф де Клермон, но с небольшим отрядом — он так и не дождался основных сил. Граф бросился на выручку своим товарищам, но был быстро ранен, подхвачен оруженосцами и вынесен с поля боя.
Англичане далеко не преследовали французов — у них было слишком мало сил. Разметав французов, они ушли назад, прикончив всех раненых, какие только им попались по дороге. Поле вокруг «селедочной» крепости было выстлано трупами — шотландцами и французами.
На своих позициях, на носилках, рядышком оказались два молодых рыцаря — раненный английским боевым топором граф де Клермон и Орлеанский Бастард, которому английская стрела пронзила насквозь ступню правой ноги.
Им нечего было сказать в этот день друг другу. Эта битва была проиграна так позорно и нелепо, что оставшиеся в живых французы предпочитали молчать и не смотреть друг другу в глаза.
В Орлеане был траур. В одночасье рухнули надежды на снятие осады. Никто даже не понимал, как такое могло случиться. Лучшие из лучших сражались у деревни Рувре! А итог — плачевный. Скорбный. В церкви Сент-Круа отпевали десятки погибших капитанов, среди которых был и Гильом д, Альбре, племянник коннетабля Франции, убитого под Азенкуром. Но за одним ударом последовал другой. Несмотря на ранение, граф де Клермон и его не слишком расторопные овернские дворяне, наконец-то объединившие силы, в количестве трех тысяч бойцов через несколько дней покинули Орлеан. Болтливые языки уже по всему городу разносили чью-то злую шутку: «Выиграть бой с сельдями — это не каждому по силам!» Должно быть, Клермон не мог смотреть людям в глаза, но отговорка нашлась: ему нужно было повидать короля, который пребывал в Шиноне. Архиепископ Реймсский, Реньо де Шартр, намеревавшийся праздновать победу, уехал вместе с ним — подальше от города, над которым, теперь это уже было ясно всем, сходились грозовые тучи. Ксентрай и Ла Ир, в день поражения въехавшие в город последними — от стыда подальше, тоже покинули Орлеан. Такого позора они не испытывали давно. Бастарду нужно было лечить простреленную ногу и думать о том, как быть дальше.
Джон Фастольф, напротив, оказался героем. Его пронесли на щите через все позиции англичан. Единственное, в чем был уверен победитель, так это в том, что он никогда в жизни больше не притронется к копченой селедке.