В самолет она садилась, закутанная как эскимос: неделю назад в Москву нагрянул запредельный, какой-то антарктический холод. А в Ницце, где самолет приземлился четыре часа спустя, было плюс двенадцать и пахло весной. Непривычный воздух, мягкий и тягучий, насыщенный морем, действовал как дурман. Голова варила плохо, перед глазами мельтешило. В короткой программе Маша ни с того ни с сего грохнулась – как ветром опрокинуло! – и вместо вращения в либеле бестолково крутилась на коленках. Почему вдруг упала – не понимала. Конек ни за что не цеплялся, во льду не могло быть выбоин: она каталась сразу после очередной заливки. Потом вместо тройного сальхова прыгнула одинарный. Ноги сами, не спросясь, сделали эту ерунду.
– Ничего-ничего, с кем ни бывает, – утешал ее Сергей Васильевич на следующее утро, отчего Маша только ясней осознавала глубину провала. – Завтра все будет в порядке. Отвлекись, прогуляйся по Английской набережной. Посмотри на пальмы, полюбуйся морем…
Маша послушно спустилась к Английской набережной. Той самой, про которую когда-то рассказывала учительница литературы, когда в классе проходили стихи Есенина. Его жена, танцовщица Айседора Дункан, погибла именно здесь: ехала по набережной на машине, и ее длинный шарф зацепился за спицы колеса. Маша купила карту Ниццы, чтобы не заплутать, и свернула на пешеходную улицу. Вдоль домов выстроились кадки с раскидистыми пальмами, а под пальмами цвели синие, желтые, красные цветы. Из кадок под фонарями тоже ниспадали цветы, похожие на кудрявые комнатные растения. Она нырнула в боковую улочку, вышла на трамвайные пути, по которым бесшумно скользили удивительные трамваи – точь-в-точь наши «Сапсаны». Удивлялась она и количеству мотоциклистов. Забавно было, что юноши, почти что ее ровесники, разъезжали на потрепанных, видавших виды мотоциклах, а морщинистые дедушки – на навороченных, сияющих новизной.
Маша миновала большую площадь с фонтаном, где кучковались туристы. Они повторяли слово «карнаваль»; рабочие устанавливали что-то вроде временных зрительских трибун на тонких, воздушных на вид металлических конструкциях. Дойдя до парка, Маша купила билет на колесо обозрения. Народу на колесе было раз-два и обчелся – почти все корзины пустовали. Сверху видна была башня автовокзала, на который их привезли из аэропорта позавчера вечером; стаи голубей на дорожках парка, их кормили хлебом жизнерадостные пожилые люди; бесчисленные чайки, восседавшие на головах и плечах каменных памятников.
Еще одна чайка спикировала откуда-то сверху, уселась на перила соседней корзины, и Маша не шевелилась, чтобы ее не спугнуть. Чайка доехала почти до самого низа и улетела, а Маша, сойдя наземь, поймала себя на том, что совершенно отключилась от мыслей о проваленной короткой программе и предстоящей произвольной, будто они благополучно улетучились вместе с чайкой…
Помогло ли колесо обозрения, чайка или пальмы, или Маша просто свыклась с непривычным воздухом, а может, и с мыслью, что уже ни на что не претендует и не обязана трястись за результат, но назавтра она обыграла лидера европейского чемпионата, действующую чемпионку мира. Заработала «малое золото» за первое место в произвольной и бронзовую медаль – в итоге.
…Поднимаясь на свою третью ступеньку, Маша оступилась, потеряла равновесие, схватилась за чемпионку, уже стоявшую на высшей ступени, и нечаянно сдернула ее с пьедестала. По трибунам прокатилась волна смешков, некоторые зрители зааплодировали. Но самые бешеные аплодисменты Маша сорвала на следующий день, когда катала свой показательный танец «Горе-фигуристка». Зрители восторженно улюлюкали и топали, закидали каток мягкими игрушками и цветами, причем к трем букетам были привязаны открытки с признаниями в любви.
В день отъезда Сергей Васильевич протянул Маше газету.
– Посмотри-ка, что о тебе написали, – сказал он, посмеиваясь.
Газета была на английском. Полстраницы занимали два фото: на первом Маша сидела на льду, открыв рот и выпучив глаза (это был момент из ее показательного выступления), на втором стаскивала с пьедестала чемпионку Европы и мира. Заголовок гласил: «Дебютантка из России штурмует пьедестал почета». Маша сперва решила, что автор над ней потешается. Но заметка начиналась со слов: «У действующей чемпионки мира появилась опасная соперница». Дальше описывалась Машина «досадная неудача» в короткой программе, которая объяснялась ее «юностью и малоопытностью», а под конец говорилось, что «эпизод на пьедестале поистине символичен» и что «на небосклоне фигурного катания восходит новая звезда».
«Точно, издевается», – подумала Маша, дочитав последнюю строчку. В ее глазах выигрыш произвольной был случайностью и даже нелепостью.
Но Сергей Васильевич думал иначе:
– С твоей программой ты можешь громить сильнейших фигуристок мира! Именно это ты и сделаешь в Швеции!