Принцесса-лебедь

Я смутно помню то, что затем последовало. Алкоголь навеял в голове туман и заморочил память. Помню, как зачарованно слушал ее монолог об институте, сидя рядышком и любуясь ее глазами. Понял, что если внезапно не пресеку поток ее слов, подходящего момента я могу ожидать целую вечность. Помню, как на середине ее рассказа, без всякого перехода, я придвинулся к ней ближе и накрыл ее рот своими губами. Помню, как она раздевалась, в беспорядке сбрасывая одежду на пол. Помню ее короткие, чуточку стыдливые стоны, словно она не позволяла себе в полную силу, самозабвенно отдаться охватившему ее желанию. Помню неизбежность в глазах…

Потом мы еще долго целовались, стоя на краю дороги, в три часа ночи, под конусом света, испускаемым уличным фонарем. Я часто прерывал поцелуи, чтобы охватить ее лицо ладонями и еще, и еще раз заглянуть в эти покорившие меня глаза. Она растаяла. Дарила мне улыбки, теперь не только губами. Может, я был смешон, когда вот так безрассудно позволял своим эмоциям выплескиваться наружу, ведь чувства мои в большей степени были навеяны алкоголем, а также ярким, неожиданным вечером. Нам удалось поймать такси. На прощание я сунул ей в руку две купюры по сто рублей. «Это на мелкие расходы», — сказал я ей, а она в последний раз подарила мне свою улыбку, и взяла деньги с той же очаровательной безропотностью.

Я думал, что она не обернется напоследок. Но я ошибся: пока такси разворачивалось, готовясь унести ее от меня прочь, она смотрела на меня в заднее стекло. Продолжала улыбаться. Я помахал ей рукой. Она мне.

И мы расстались. Расстались, чтобы никогда больше не увидеться. Расстались, чтобы пронести нашу мимолетную связь через десятилетия. Я ждал, пока такси исчезнет за поворотом, и все представлял ее туманные глаза, как они продолжают смотреть в заднее стекло машины на меня, в одиночестве оставшегося на обочине. Потом развернулся и, полный впечатлений, медленно побрел к дому.

2

— Привет.

— Привет.

— Как дела?

— А это кто?

Я назвал себя. Мы договорились созвониться через две недели, и я, кое-как дождавшись оговоренного дня, засел за телефон и набрал ее номер. Изнутри ко мне прорывался приглушенный шум музыки, звучавший в трубке, как из наушников. Голос Маши показался мне не таким, как при нашей первой встрече, точнее, не сам голос, а его вибрация. Это была… более беззаботная октава, наверное.

— Я не помню… Кто это?

Признаюсь, я опешил. Мне, конечно, хватало ума не уповать на долгие бессонные ночи цветущей девицы, когда в памяти всплывает мой доблестный образ, однако не такой уж большой период времени прошел с того дня, а ее голос — голая озадаченность. Я, быть может, и бросил бы трубку, найдя в ее словах острое желание отогнать назойливую муху, которая не понимает, что сладкий кусок задаром бывает лишь однажды. Но только я чувствовал искренность: это не игра, и она меня действительно не помнит.

— Ну, — промямлил я, в первую секунду и не найдясь, как же о себе напомнить. — Я тебя на сессию провожал, — брякнул я первое, что пришло мне в голову и что, по моему мнению, меньше всего походило на сальный намек.

— На сессию?.. — Она окончательно растерялась. Может, я неудачно выразился, и сейчас в ее голове происходит тщательная обработка личностей, что две недели назад живописно махали ей с подмостков автовокзала? — Я не помню. Прикинь! — Она издала смешок, и это меня вконец добило.

— Ты была у меня в гостях. Мы пили пиво. Помнишь, тебе не хватало двух рублей на сигареты?

— А… — Теперь она вспомнила. А мне точно кто-то вилкой проскрежетал по спинным нервам: словно я для нее был воплощением какой-то жизненной ошибки, причем с межгалактическими последствиями. Так люди припоминают своего двухлетнего кредитора, который давно уехал, и вот нагрянул нежданно-негаданно и требует денег.

Однако секунду спустя сердце мое встрепенулось, поскольку голос ее вновь зазвучал бодростью и обаянием. И кожух неприятных ощущений лопнул, а воодушевление получило глоток свежего воздуха.

— Когда мы увидимся? — задал я, наконец, главный вопрос.

— Послезавтра я снова на сессию. Позвони завтра, часиков в пять. Договоримся.

Я с восторгом согласился, и мы положили трубки.

Однако на следующий день хлопоты забросили меня аж на край города, одно событие громоздилось на другое, когда мечешься с выкатившимися глазами и закусанной губой, выполняя одно дело и пытаясь удержать в памяти еще десяток. В общем, мне не удалось ей перезвонить и перенести встречу. Однако резона для расстройства я не ощущал: кажется, Маша не из тех девушек, кто заливается горючими слезами по каждому поводу, когда ей не позвонил кавалер. Плохо было то, что, будучи уверенным в нашем скором свидании, я не выспросил у нее хотя бы приблизительный график экзаменов. Но и в этом я не усмотрел глобальной проблемы. Буду звонить два раза в неделю и, таким образом, обязательно ее перехвачу.

3