— Кто, Жерар? Да он ведать не ведает, хозяин его и правда в деревню послал по делу. Садитесь, дамы, в седла, ехать пора. Кстати, разрешите представить вам ваших спутников на ближайшие дни. Это Жан-Пьер, это Жан-Клод, а это Жан-Марк. Меня зовут Жан.
— Мы будем звать тебя Жан-Жан, — решила Жаккетта.
От кривого дуба их путь лежал к окраине болот.
Оказывается, там, где лес и болотистые места взаимно проникали друг в друга, образуя лесистые островки, заросшие кустарником низинки и скрытые под травяным покровом топи, притаилась полузаброшенная охотничья хижина, где и собирались четыре Жана держать девушек до выкупа.
Увидев ее, Жаккетта хмыкнула.
— Вам оно виднее, — заметила она, подъехав к Жан-Жану. — Но мне кажется, что виконт не такой уж дурак, чтобы не проверить все жилые места в округе. Значит, и сюда скоро нагрянет. Со своими знаменитыми ищейками, которые, кстати, небось не без вашей помощи натасканы. А?
— Госпожа как вас там! — нелюбезно отозвался Жан-Жан. — Я же не учу вас юбки шить! Ваше дело — сидеть тихо и ждать.
— Зовите меня госпожа Нарджис, — спокойно сказала Жаккетта. — Нарджис — цветочек такой. Я же не о себе тревожусь. Мне вас жалко. Не хотите говорить — и не надо.
Они спешились у хижины.
Хижина была сложена из толстых бревен, углублена в землю на один венец и подозрительно смотрела на болото из-под нависшей крыши маленькими прорубями окон.
Внутри был сложен открытый очаг, дым выходил через окна и дверь. Кроме очага в хижине имелось ложе, сбитое из жердей, на которые были накиданы охапки сухой травы, сверху покрытые шкурами. Несколько кругляков, расставленных вокруг очага, исполняли роль сидений, а по стенам были набиты широкие доски-полки, предохраняющие находящихся у стены от попадания сажи за шиворот.
— Как же тут жить? — ужаснулась Жанна, заглядывая в черное чрево хижины.
— Очень просто, — буркнул один из Жанов, кажется Жан-Пьер, а может, Жан-Марк. — Некоторые всю жизнь так живут, да не одни, а с оравой ребятишек.
— А как здесь готовить? — задала практический вопрос Жаккетта, осторожно входя в хижину.
— На улице, — бросил луветьер и сбежал от чересчур болтливых девиц к лошадям.
— Представляю, какая суматоха в замке… — задумчиво сказала Жаккетта, наблюдая через дверной проем, как о чем-то горячо спорят охотники.
Жанна села на край ложа и замерла там в напряженной позе. На ее чистое платье спланировал с потолка комочек сажи.
Наступила ночь.
У Жаккетты было такое чувство, что ее спина здоровается с каждой жердью ложа отдельно.
Она даже пожалела съежившуюся рядом госпожу: мало того что та, наверное, своей худой спиной еще ярче чувствует прелесть походной постели, так небось еще и мается, что прическа зря пропала, не увидел ее Жерар, не оценил…
— Ты спишь? — шепнула Жанна.
— Нет, — коротко ответила Жаккетта.
В хижине-полуземлянке было темно, робкий свет луны не первой молодости сквозь узкие прорези окон почти не проникал. Дверь была закрыта.
— Я ему нравлюсь? — спросила вдруг Жанна.
— Нравитесь, — не удивилась вопросу Жаккетта.
— Я его старше…
— Эка невидаль. Вы так говорите, словно вам сто, а ему шестнадцать.
— Так ему, наверное, и не больше… — выдохнула Жанна.
— Ну и вам не сто! — мудро сказала Жаккетта.
— Но он же совсем мальчишка… — не то убеждала себя, не то пыталась убедить Жаккетту Жанна.
— Ошибаетесь… — положила руку под голову Жаккетта. — Он уже человек. Какой сейчас — таким и будет. Не забивайте себе голову глупостями. Обожглись раз — ну и что теперь? Всю жизнь шарахаться?
— Много ты знаешь! — обиделась Жанна.
— Да уж побольше вашего! — улыбнулась Жаккетта.
— А ты бы на моем месте как поступила?
— Э-э, госпожа Жанна, вы нас не сравнивайте. У вас свое место, у меня свое. Вам господа руки целовали да стихи писали, а мне юбку без разговоров задирали… — вздохнула Жаккетта. — Потому и видим мы мир по-разному.
Жанна лежала молча.
Потом вдруг приподнялась на локте и спросила:
— Но тогда я должна быть веселая, а ты печальная, почему же все получается наоборот?..
Задремавшая было Жаккетта проснулась.
— А-а, это… Нет, все идет правильно. Вы графиня, у вас и запросы королевские, а я, как вы говорите, в коровнике росла. Вот и радуюсь всему, что радует. Мы с вами по-разному сравниваем.
— Но я не могу не быть мной, — возмутилась Жанна. — Я с рождения знаю, кто я. Как я могу поступиться своими правами?
— Кто же спорит… — осторожно зевнула Жаккетта.
— И рыжий почему-то к тебе приставать стал! — совсем уж вредным, обиженным голосом сказала Жанна. — А мне вообще ничего…
— Так у вас на лице было написано: отстаньте от меня все, я на Кипр спешу! — хмыкнула Жаккетта.
— Ну после Кипра мог… — жалобно протянула Жанна. — Вы там лизались, а я одна да одна…
— Вам он не компания! — решительно отрезала Жаккетта. — Он пират, а вы графиня, сами подумайте!
— Да-а-а, тебе можно, а мне нет! — заныла Жанна. — И виконт к тебе больше благоволит…
Жанне вдруг стало жалко-жалко себя.
Жизнь, решила она, окончательно не удалась, надежды на что-то радостное впереди рухнули. Любви нет, а все мужчины подонки.